Автор: А. Ю. Рожков

Многие наши современники термин "беспризорность" ассоциируют только с 1920-ми годами, хотя под знаменем беспризорщины в России прошел весь XX век. Объяснение, видимо, кроется в том, что 1920-е годы явились одним из самых наивысших ее пиков, к тому же книги и кинофильмы о беспризорниках тех лет усилили этот стереотип. Борьба с беспризорностью в первое советское десятилетие прочно обросла мифами и легендами. Неудивительно поэтому, что многими нашими соотечественниками действия партии большевиков, органов советской власти, лично Ф. Э. Дзержинского, В. И. Ленина, А. В. Луначарского и других руководителей страны по ликвидации детской беспризорности до сих пор воспринимаются как безусловно гуманные и благотворные, единственно правильные в той драматичной обстановке. Между тем, ознакомление с рядом малоизвестных фактов и документов существенно меняет это представление.

Проблемы, связанные с детской беспризорностью, обострились во многих странах в начале XX в., особенно после первой мировой войны. Но решались они по-разному. В Западной Европе и США основной акцент в борьбе с беспризорностью делался на семейное воспитание и общественную благотворительность. Примерно такой же подход был в дореволюционной России, а после Февраля 1917г. общественность еще шире была допущена к спасению беспризорников.

В советской России возобладали социальное воспитание детей и государственная опека над ними. Борьба с беспризорностью здесь очень быстро превратилась из социального явления в политическое. Для большевиков важна была не просто ликвидация 7-миллионной (в 1922 г.) детской беспризорности, а такая борьба с нею, при которой обеспечивался бы приоритет классовых ценностей. Не спасение детей было главной целью большевиков, а недопущение этого спасения "классово чуждыми" руками. Известный врач Н. М. Кишкин, бывший министр призрения во Временном правительстве, по этому поводу отмечал: "Большевики не терпят ничего не советского, хотя бы оно и было хорошим и необходимым русскому народу" '. Тем не менее, в первые годы советской власти обозначились две тенденции в борьбе с беспризорностью: инициативная общественная и бю-роратическая государственная;

Организованная борьба с детской беспризорностью в советской России была начата не властью, а обществом. Осенью 1918г. по инициативе В. Г Короленко в стране возникла независимая общественная организация - Лига спасения детей, возглавляемая Е. Д. Кусковой, Н. М. Кишкиным, Л. А. Тарасовичем, Е. Пешковой и другими представителями русской интеллигенции. Лига была вполне легальной

Рожков Александр Юрьевич - кандидат исторических наук, Краснодар.

стр. 134

организацией, утвержденной совнаркомом. В течение года Лига создала 14 детских колоний, детский санаторий в Москве, несколько детских садов и клубов. Всего за это время организация помогла 3,5 тыс. сирот и полусирот. Примечательно, что когда фронт приближался к Москве, некоторые большевики и командиры РККА обратились к руководству Лиги с просьбой спрятать их детей в случае отступления. Ответ был достоин истинных патриотов: "Для нас нет ни детей белых, ни детей красных, есть русские дети, которых мы обязаны спасти от последствий гражданской войны". Всего было передано в Лигу 12 детей видных большевиков. Когда в 1920г. отступали белые, Короленко принял в Полтаве их детей. По личной просьбе наркома просвещения Лига передала 15 вагонов с продовольствием для 2 тыс. воспитанников колонии им. Луначарского в Царском Селе(2). К слову, подобные масштабы заботы о детях не были характерны для этой организации. Детские учреждения Лиги обычно занимали небольшие квартиры из 2-3 комнат и принимали не более 25-30 детей, как правило, одного возраста. Основное внимание уделялось индивидуальному воспитанию ребенка.

Разумеется, такая борьба с беспризорностью не могла устроить лидеров большевизма. Нужен был повод для закрытия этой организации. Весной 1920 г. Лига обратилась к советскому правительству с предложением о спасении голодающих детей России путем предоставления помощи из-за границы. Ленин адресует эту просьбу Дзержинскому с припиской: "Я думаю, что это подвох". Председатель ВЧК отвечает: "Считаю отпуск... за границу Кусковой, Салтыкова... и других вредным", поскольку "нет ни одного признающего честно Советскую власть". В конце письма - железная определенность: "Кормить наших детей не заграница будет" (3). Вскоре наркомпрод наложил вето почти на все запасы продовольствия Лиги, полученные из российского, американского и датского отделений Красного Креста. К началу января 1921 г. все детские учреждения Лиги спасения детей были переданы в распоряжение Московского отдела народного образования, лидеры которого проговорились об истинных причинах закрытия этой организации: "Мы не можем позволить Кишкиным и Кусковым воспитывать пролетарских детей, хотя бы и беспризорных".

Параллельно с Лигой существовала другая организация- Совет защиты детей, учрежденный декретом СНК 4 февраля 1919 года. Ведомственный, хотя и относительно самостоятельный. Совет под председательством Луначарского пользовался симпатиями Ленина. Однако это была организация в основном с контрольными и координационными функциями, не имеющая своих детских учреждений и не занимающаяся воспитанием беспризорных детей. Совет располагал несколькими санитарными поездами, предназначенными для транспортировки подобранных на железнодорожных станциях беспризорников. Несмотря на слабую эффективность деятельность Совета была все-таки гуманнее и полезнее, нежели применение против мигрирующих по железной дороге беспризорников заградительных отрядов, как это было на Северном Кавказе и в ряде других губерний в 1920 году (4).

Нарастающие темпы беспризорности и отсутствие общественных организаций, борющихся с нею, обострили ситуацию и вызвали принятие кардинальных мер. Осенью 1921 г. при ВЦИК образовалась Комиссия по улучшению жизни детей под председательством Дзержинского. Видимо, не только экстраординарное положение с беспризорностью, но и чекистское покровительство над комиссией стало причиной того, что в обиходе ее именовали ДЧК- детской чрезвычайной комиссией. На местах создавался институт уполномоченных ВЦИК по улучшению жизни детей. Первоначально методы работы деткомиссий были явно военно-коммунистическими, командными. С введением НЭПа стало больше свободы выбора рыночных форм помощи беспризорным- аренда торговых заведений, вступление детских домов в кооперативы, организация подсобных хозяйств и т. д. В 1922г. по инициативе Дзержинского было создано Российское паевое товарищество розничной торговли "Ларек", целью которого являлось денежное пополнение детского фонда и экономическое вытеснение с рынка спекулирующих уличных детей-торговцев.

Приметой тех лет стало открытое признание проблема беспризорности. Уже в 1921 г. в советской прессе стали появляться статьи и заметки о беспризорниках, а летом 1922 г. в "Известиях" была опубликована сводка РКИ о детской беспризорности и преступности несовершеннолетних (до этого подобные сведения были

стр. 135

достоянием ограниченного круга руководителей страны). С 1923 г. стала появляться более или менее серьезная литература о беспризорности. Нельзя не упомянуть и о привлечении общества, отдельных граждан к решению проблемы. Правда, это участие было строго дозированным и контролируемым. Именно в те годы по инициативе "сверху" было создано общество "Друг детей". На практике же создание различных "добровольных" обществ являлось попыткой государства переложить бремя расходов с госбюджета на частных лиц и общественные организации. Для многих категорий граждан участие в подобных организациях было обязательным. Например, значительную часть собранного 1 млн руб. в московском отделении общества "Друг детей" составили взносы членов партии, комсомола, советских служащих.

Попечением о беспризорных занимались различные ведомства и организации (наркомздрав, наркомпрос, НКВД, профсоюзы, комсомол, партийные органы, женотделы и т. д.) Учет беспризорников, помимо них, вели органы ГПУ, милиция, уголовный розыск и их транспортные подразделения. Такая мозаика "заинтересованных" лиц только мешала, делу борьбы с этим социальным пороком (русская пословица о "семи няньках" полностью соответствовала той ситуации). Основная тяжесть работы приходилась на местные органы народного образования (ОНО), но и там было дублирование. При каждом ОНО были созданы отделы социально-правовой охраны несовершеннолетних (СПОН), в структуру которых входили стол опеки, детский адресный стол, юрисконсультская часть и комиссия по делам несовершеннолетних ("комнес"). Помимо них, существовали детские социальные инспекции (ДСИ), представлявшие собой нечто среднее между обществом милосердия и полицией нравов. Если отделы СПОН больше занимались циркулярной работой и проведением заседаний, то социальные инспекторы работали "на ногах", проводя облавы на беспризорников, обследования условий содержания детей в приютах, неся дежурство в местах скопления подопечного "контингента". Однако по причине недостаточного финансирования, постоянного сокращения штатов не хватало ни тех, ни других (в 1922г. на всю страну было около 400 детских инспекторов). В результате этого по всей России было "обслужено" в 1922-1923 гг. всего лишь около 350 тыс. беспризорников, в то время как только в 29 губ. их насчитывалось более 935 тыс. человек (5).

Основными учреждениями для беспризорных детей и подростков были приемники-распределители и детские дома, в свою очередь также различных типов (существовало около 23 разновидностей названий детских домов). Вначале схема борьбы с беспризорностью была простой: ребенок с улицы- детский приемный пункт - детский дом. Такой порядок очень скоро привел к переполнению детдомов, которые государство было уже не в силах содержать. С переводом детских учреждений на местный бюджет в 1923 г. количество детдомов и детей в них стало резко сокращаться. По отдельным губерниям число детских учреждений уменьшилось на 30-60%, а в целом по стране в 1923г. по сравнению с 1922г. сеть детдомов сократилась с 6063 до 3971, детей в них - с 540 тыс. до 253 237 человек. В последующие пять лет эти показатели уменьшились еще вдвое(6). Ради сокращения расходов детдома нередко переводились в глухие деревни и монастыри, где они, по выражению Н. К. Крупской, "никому не мозолят глаз".

Детские учреждения в те годы представляли собой неприглядное зрелище. Приемники-распределители, в которых на долю беспризорников приходилось всего лишь 55% поступивших туда детей, Н. А. Семашко не случайно назвал "свальным местом". Вот описание одного такого приемника в 1922г.: "В одной комнате ... копошилось около 200 детей: опухшие от голода, бредящие в тифу, агонизирующие и уже умершие. Трупы служили изголовьем для тех, кого завтра ожидала такая же участь, на трупы дети клали хлеб, трупы служили вместо стола". Неудивительно, что из этого приемника-распределителя за три месяца сбежали 270 детей из 286(7). Не лучшей была обстановка в детдомах. Особенно резкое ухудшение материального положения наступило в октябре 1923 г., когда государство перестало выдавать специальные детские пайки и была прекращена (этим же государством) благотворительная миссия американской организации АРА. Даже в "благополучных" детдомах, каким был, например, детский дом им. Воровского, содержание детей оставляло желать лучшего. "Комсомольская правда" так описывала в 1926г. это заведение: "Всю зиму дети оставались разутыми. Дети скучены до невозможности.

стр. 136

Антисанитария распускается пышным цветом. На каждую кровать приходится 2-3 человека. Естественные потребности дети отправляют тут же в комнатах. Вшивость детей ужасная. Неописуемая грязь, зловоние... Снаружи густой слой всяких нечистот и кухонных отбросов. Дети поголовно болеют". К ,этому следует добавить непрофессионализм педагогического персонала детских учреждений, случайный подбор "воспитателей", практикующих чередование педагогических мер с карательными. Питомцы таких детдомов справедливо жаловались: "Завели бы лучше куда-нибудь да расстреляли из пушек, чем так с нами морочиться" ".

Постепенно детдома стали "разгружать", а беспризорникам предоставлять ночлежки и дневные мастерские. Из детских домов детей реэвакуировали на родину или отдавали нашедшимся родителям. В результате дети часто вновь становились беспризорниками. Оригинальными способами устройства подростков являлись выдача замуж или женитьба, направление в армию, военные школы и музыкантские команды. Раздача детей кустарям и крестьянами, не подкрепленная защитными мерами, приводила нередко к издевательства "опекунов" над ребятами. Этот "патронаж" очень скоро превратился в новый вид промысла, а когда за детей государство перестало платить деньги либо наступал голод, их просто выбрасывали на улицу. Судьба беспризорников, лишенных семьи, зависела от внимания со стороны общества, но оно оказалось безучастны ми жестоким. Беспризорников многие боялись, их ненавидели и сторонились. Даже некоторые дети предлагали "уничтожить беспризорников, а то вечером ходить нельзя". К концу 20-х годов подобные настроения стали полностью созвучны планам руководства страны.

В марте 1926 г. правительство РСФСР приняло Положение о борьбе с беспризорностью, а в сентябре того же года был утвержден трехлетний план это борьбы. Эти документы грешили заниженными оценочными масштабами беспризорщины, а также бюрократическими условиями реализации. И все же это был путь постепенно целенаправленной борьбы с социальным недугом, подкрепленный стабильным финансированием проекта. Но к концу 1927 г. с НЭПом (и со всеми его планами) было покончено. Руководство страны вернулось к военно-коммунистическим методам "чрезвычайщины", "кампанейщины" и "кавалерийского наскока". Всему миру и своему народу надо было показать преимущества социализма, его реальные достижения за 10 лет. Поскольку борьба с причинами беспризорности- дело хлопотное и долгосрочное, был взят на вооружение "метод страуса" - спрятать беспризорщину подальше от пытливых глаз.

5 апреля 1928 г. ЦК партии утверждает мероприятия по ликвидации "в основном" детской беспризорности. То, чего не удалось сделать за десятилетие, необходимо было успеть за 1-2 года. К весне 1929 г. намечалось полностью ликвидировать (!) уличную беспризорность, которая портила внешне приличный фасад страны социализма. Для таких регионов, как Северный Кавказ (один из основных "накопителей" беспризорников), сроки уплотнялись до июня 1928 года. Был наспех составлен оперативный план ликвидации уличной беспризорности, срочно стали "разгружаться" детские дома и приемники-распределители, особенно железнодорожные. Детей спешно раздавали в крестьянские семьи, кустарям, в колхозы и совхозы. Крестьян и кустарей заинтересовывали брать детей из детдомов, предоставив дополнительный земельный надел на каждого взятого ребенка, освобождаемый от уплаты единого налога на три года. Кроме того, крестьяне пользовались правом бесплатного обучения питомца в школе и получали на него единовременное пособие в 70 рублей(9).

Центральным пунктом плана ликвидации уличной беспризорности являлось одновременное "изъятие" бездомных детей и подростков с обжитых ими мест обитания и размещение их в приемниках, детдомах и приютах. В циркуляре нарком-проса от 19 марта 1928 г. работа по ликвидации уличной беспризорности приравнивалась к "боевому заданию". Характер намечаемой акции действительно напоминал крупномасштабную военно- чекистскую операцию: было четко спланировано сосредоточение основных сил и средств, определялось направление главного "удара", обеспечивались строжайщая секретность операции, согласованность совместных действий, проведение тщательной разведки.

Массовая акция по "изъятию" беспризорников с улиц началась по всей стране одновременно в ночь с 12 на 13 апреля 1928 года. Первоначально срок ее намечался на 10 апреля, но после статьи в газете "Молот" и посланного открытым текстом

стр. 137

комсомольского циркуляра произошла утечка информации- и беспризорники покинули места своего обетания. К операции привлекались только сотрудники ОГПУ, милиции и угрозыска, в редких случаях- работники детской инспекции и комсомольские работники. От услуг других лиц было решено отказаться ввиду чрезвычайной секретности операции. Все ее участники были для конспирации одеты в гражданское платье, а вся информация передавалась только в зашифрованном виде.

"Изъятие" проводилось вначале только в крупных городах и на узловых железнодорожных станциях, продвигаясь затем в глубь страны. Для этих целей заранее были созданы железнодорожные детские приемники, курсирующие на особо напряженных направлениях (10). Все задержанные в ходе операции сопровождались в детприемники под надежным караулом. Чтобы не допустить миграции беспризорников из региона в регион, на узловых железнодорожных станциях были выставлены заградительные отряды. Массовые облавы на беспризорных нередко приводили к перегибам, когда "под шумок" задерживались посторонние люди. Беспризорники отчаянно сопротивлялись: совершали одиночные и массовые побеги, не подчинялись сотрудники милиции, били стекла и ломали решетки на окнах, назывались чужими именами, оказывали физическое сопротивление. По утверждению Г. Рауха, когда группы беспризорников оказывали особенно упорное сопротивление, на помощь милиции привлекались войска, подавлявшие бунт пулеметным огнем ". Обращение с задержанными мало чем отличалось от обращения с заключенными, о чем свидетельствует выдержка из приказа начальника одного из приемников-распределителей: "Оправка переростков- беспризорников будет произведена утром 3 мая. Подлежащие отправке должны быть подняты в 4 часа утра. В 4 часа 30 минут придет конвой для сопровождения до вокзала. Передачу произвести по спискам путем переклички ... Сдача людей конвою должна быть проведена без промедления. Опоздание недопустимо" (12).

Даже тогда находились прокурорские работники, пытавшиеся опротестовать нарушение "соцзаконности". Они не знали статей уголовного кодекса, по которым можно было бы задержать беспризорника, не совершившего преступления. Однако советские органы срочно разослали соответствующие циркуляры, согласно которым с 13 апреля 1928г. (!) бродяжничество и беспризорность следовало рассматривать "как преступность, подлежащую немедленному искоренению". К слову, в 1925 г. попытка "изъять" беспризорников с улиц столицы столкнулась с отсутствием необходимого закона и была отложена до принятия временного (на 6 месяцев) закона специально для Москвы (13). Спустя три года эта временная и местная норма стала повсеместной и постоянной.

Исчезнув с центральных улиц крупных городов, беспризорщина переместилась в глубь страны. Болезнь была загнана вовнутрь. Это заметили не только иностранцы, но и советские обыватели, которые считали, что "большевики всех беспризорных переморили". О том, что беспризорники "перемерли в лагерях смерти", писали Г. П. Федотов и А. И. Солженицын. Действительно, одна часть беспризорных детей и подростков пополнила ряды узников ГУЛага, другая часть была направлена на ударные стройки коммунизма и на военную службу. С осени 1927 г. в советской прессе перестали говорить о беспризорности как о массовом явлении, а с 1928 г. статьи о беспризорниках практически исчезли со страниц газет. Победным тоном сообщалось, что уличная беспризорность полностью ликвидирована (!) в Москве и 17 основных пунктах скопления беспризорных. Тем не менее, иногда в печать просачивалась и правдивая информация. "Вечерняя Москва" 11 июня 1928г. сообщала: "За последнее время чрезвычайно усилился приток беспризорных детей из провинции в Москву... С каждым поездом, приходящим в Москву, приезжают беспризорные". "Известия" 3 августа 1928 г. подтвердили эти данные: "Приток беспризорных в Москву снова усилился. Больше всего прибывает в Москву из Ленинграда, Владимира, Рязани, Самары, Твери, Тулы, а также из Сибири" (заметим, что перечислены некоторые из 17 "основных пунктов скопления", где беспризорность была якобы полностью ликвидирована). "Труд" 21 сентября 1928 г. уточнял, что в августе в Москву прибыло до 1,5 тыс. беспризорников. "Известия" 1 февраля 1929г. сообщали, что за 1928 г. всего было изъято с улиц более 21 тыс. беспризорников...

О какой "ликвидации" беспризорности в конце 20-х годов, тем более, "полной", можно говорить, если, по подсчетам Н. К. Крупской, таковая составляла к началу

стр. 138

1930-3 годов более 2 млн. детей и подростков? Только в 1932 г. сотрудники угрозыска задержали более 18 тыс. беспризорников по всей РСФСР. Массовый голод 1932-1933 гг., "большой террор", затем война только усугубили и без того плачевное состояние беспризорных детей в советской России. К сожалению, руководство страны больше заботилось о чужих детях, чем о своих обитателях трущоб и притонов.

Примечания

1. СОКОЛОВ Б. Спасите детей!: О детях советской России. Прага. 1921,; с. 4.

2. ЗЕНЗИНОВ В. Беспризорные. Париж. 1929, с. 15, 16, 19.

3. ЛЕНИН В. И. полн. собр. соч. Т. 52, с. 170, 419.

4. МАСЛОВ С. С. Россия после четырех лет революции. В 2-х чч. Ч. 1. Париж. 1922, с. 144.

5. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. Р-5443, оп. 26, д. 24, л. 50.

6. Там же, ф. Р-1235, оп. 71, д. 750, л. 12.

7. НЕВЗОРОВ В. Дети после войны и голода в Крыму.- Красная новь, 1923, N 5, с. 207.

8. МАКЛЕЦОВ А. В. Борьба с детской беспризорностью в СССР.- Бюллетень Педагогического бюро по домам средней и низшей русской школы за границей. Прага, 1927,N 27, с.27.

9. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК), ф. Р-890, оп. 2, д. 116, л. 21.

10. ГАРФ, ф. Р-1235, оп. 71, д. 750. л. 16об.

11. РАУХ Г. К. История советской России. Нью-Йорк. 1962, с. 182.

12. ГАКК, ф Р-890, оп. 1, д. 120-а, л. 192.

13. ЯКУБСОН В. Р. Лишение свободы в системе мер борьбы с детской преступностью. В сб.:

Проблемы преступности. Вып. 2. М.-Л. 1927, с. 269.

стр. 139