Автор: А. Б. МАЗУРОВ

S. BOGATYREV. The Sovereign and His Counsellors: Ritualised Consultations in Muscovite Political Culture, 1350s - 1570s. Saarijarvi. 2000. 298 p.

В 80 - 90-е годы XX в. опробованные на материалах Западной Европы новые подходы антропологического изучения власти и управления в истории начали применяться и к прошлому Российского государства ¹ . К этому направлению принадлежит и монография доцента Университета Хельсинки С. Н. Богатырева, изданная Академией наук Финляндии. В основе книги докторская диссертация автора. Предмет изучения - средневековые русские взгляды на взаимоотношения между государем и его приближенными советниками. Вместо традиционного институционального подхода (история учреждений) автор сосредотачивает основное внимание на личных отношениях внутри правящей элиты. Подобный аспект помогает лучше представить механизмы функционирования политического режима самодержавия, понять структуру Российского государства и принципы, на которых оно основывалось.

В основу авторского подхода положено понятие "политическая культура". Впервые оно появилось в американской историографии (Р. Такер и особенно Э. Кинан). Под "политической культурой" Кинан понимал "комплекс верований, практик и ожиданий, который в умах русских придавал порядок и значение политической жизни и позволял его носителям создавать как основополагающие модели своего политического поведения, так и формы и символы, в которых оно выражалось". Предложенный Кинаном подход был в первую очередь воспринят зарубежными специалистами по истории русского средневековья (Н. Коллман, В. Кивельсон, Д. Островский). Богатырев использовал понятие "политической культуры" в трактовке Островского - как совокупности политических институтов, идеологических концепций и установок, а также практических действий, связанных с управлением государством.

Тема отношений князя (государя) и советников уже рассматривалась в отечественной историографии. В той или иной степени ее затрагивали все классики российской науки. Но особенно надо отметить работы С. Б. Веселовского ² , в которых он выяснил основные изменения в нормах отношений вассалов и сюзерена, происшедшие в XIV-XVI веках. Богатырев рассмотрел Московскую Русь с совершенно новых позиций. Он предполагает и обосновывает существование некой предзаданной модели отношений государя и советников, предметом анализа которой становится реализация на практике этих теоретических представлений. К сожалению, одна из специфических особенностей русского средневековья - скудость письменных источников, наложила отпечаток на выводы автора. Наиболее яркие памятники по теме исследования относятся ко времени не ранее конца XV-XVI века. ("Сказание о Мамаевом побоище", посольские и разрядные книги, летописные повести о завоевании Новгорода, о смерти Василия III и др.). Не случайно основное содержание монографии касается XVI столетия, наиболее полно отраженного в документах. Ранних источников (особенно по XIV в.) очень немного - духовные и договорные грамоты, а также не очень пространные летописные тексты. Поэтому для большей части XV, а тем более второй половины XIV в. выводы автора могут быть приняты с известными оговорками.

Кроме того, не следует забывать, что до конца XV - начала XVI в. Русь не была единой. В Xiv - XV вв. существовала полицентрическая система земель и княжений, в которой постепенно центр тяжести переносился в Москву. А значит, вполне возможно, что существовали локальные различия политических традиций или хотя бы различные акценты в трактовке сходных явлений. Средневековое право было правом прецедентным. Раз установленная в завещании умершего князя норма становилась традицией и обычаем, развивалась и детализировалась наследниками. К сожалению, дошедший до нас корпус письменных источников - преимущественно московский по своему происхождению, что лишает нас возможности дать полную картину отношений суверена и советников для других территорий.

Богатырев пришел к выводу, что в XIV-XVI вв. в московской политической культуре сформировался особый топос (утверждение или формула, постоянно использующиеся для описания и интерпретации событий) - "государь- советники". Его краеугольными камнями были характеристика государя, как грозного самодержца, и советников, как благочестивых или злых (в последнем случае они считались "орудием дьявола"). Одновременно образ и государя, и советника разворачивался в двух планах. По мнению Богатырева (в свою очередь восходящему к Б. А. Успенскому, В. М. Живову и М. Чернявскому), в высшем смысле государь был земным воплощением Бога. Следует подчеркнуть, что по-

стр. 165

добные представления - относительно поздние, рубежом в их формировании был 1547 г. - то есть венчание на царство Ивана IV. А в начале XVI в. Иосиф Волоцкий в послании иконописцу заявлял, что "царь (когда самого царя еще не было!)-Божий слуга есть", неправедному царю должно сопротивляться, но даже и праведному царю подобает "покланятися и служити телесне, а не душевне и въздавати им царскую честь, а не божественную". Ни о какой осознанной сакрализации Ивана III, не говоря уже о его предшественниках, говорить невозможно. В узком, практическом смысле правитель был хозяином- вотчинником своих подданных, верховным арбитром, главным военачальником. Двойственному образу государя соответствовал двойственный образ советника. В рамках аналогии Бог (Христос) - апостолы, существовала ассоциация "советник - апостол". Эти параллели проведены Ермолаем-Еразмом и Иосифом Волоцким и восходят к византийским авторам Агапиту и Фотию. Злой советник, соответственно, ассоциировался с Иудой. Думается, источником подобных воззрений являлись не только литературные произведения, но и евангельские чтения, читавшиеся на литургии. А они дают весьма обширную почву для осмысления архетипа отношений "господин - слуга (раб)" (Мф 24:45 - 51 - о верном рабе; Мф 25:14 - 30 - притча о талантах; Лк 14:31 - 33 - о необходимости совета перед войной и др.). И если послания Иосифа Волоцкого или произведения византийских авторов читались относительно узкой аудиторией, то литургические тексты слушались, понимались и осмысливались очень широким кругом населения. Весьма похожее христианизированное миропонимание мы находим, например, в "Домострое" - памятнике, рассчитанном на круг состоятельных горожан. Таким образом, не совсем ясно, являются ли такие взгляды чисто политическими (в том смысле, что они специфичны для узкого круга правящей элиты).

Указанные автором ментальные характеристики не были тождественны политической практике. В категориях последней государь воспринимался как хозяин своих холопов, а советники (холопы) были обязаны верно служить своему господину. Эти воззрения, как верно замечает Богатырев, начали формироваться в конце XV в. и вполне оформились при Иване Грозном. Отношения между государем и холопом не были односторонними. Как и в повседневной бытовой практике, царь (государь) и советники (холопы) имели определенные обязательства друг перед другом. Добрый холоп неустанно помогает хозяину и беспрекословно выполняет его поручения. Государь щедро награждает таких холопов и защищает их силой своей власти. Злой же советник уподоблялся непокорному своенравному холопу, ослушнику своего господина. И согласно нормам отношений холопства социального, его надлежало примерно наказать и изгнать из своего окружения. Действительно, оппозиция "добрые - злые советники" служила постоянным средством осмысления конфликтов внутри правящей верхушки и политических событий. Одной из важных составляющих анализируемого топоса являлась идея согласия и единой воли правителя и его приближенных, выражавшаяся в практике частых совещаний между государем и его ближними людьми.

Можно согласиться с автором, что топос "государь-советники" был важным элементом идеологической базы формирующегося самодержавного государства. Его базовые составляющие многократно выражены в делопроизводственных документах. Поэтому, в частности, в них нет свидетельств о спорах и столкновении мнений, хотя они, несомненно, имели место (сравни свидетельство Берсеня Беклемишева о том, что Иван Hi любил "стречу" - то есть противоположное мнение, несогласие). Согласно средневековым представлениям, неправильное мнение высказывалось, как правило, по злой воле, с тайным умыслом причинить вред христианскому государю. Причем критерием истины была последующая практика, своего рода Божья воля, вершившая суд. "Споспешник диавола" выявлялся самим развитием событий. Многочисленные конфликты, опалы, казни, поражения группировок находили объяснения сквозь призму парадигмы "злого советника" (Иуды), действовавшего по наущению сатаны. Подобные представления использовали государи для введения в свой совет неродовитых думных дворян и дьяков. Богатырев отмечает, что в политической культуре Московской Руси роль советника не связывалась с каким-либо чином государева двора. Главными качествами советника считались благочестие, христианские добродетели, безусловная преданность государю. Заметим, что все эти характеристики считались идеальными и в быту, что необычайно рельефно выражено в "Домострое". Возможно, в монографии следовало бы рассмотреть соотношение повседневных норм и политической культуры элиты. Это дало бы возможность придать глубину и перспективу исследованию.

В соответствии с указанными Богатыревым критериями (а не только родовитостью или принадлежностью к той или иной чиновной группе) формировался царский совет, с середины XVI в. называвшийся "Ближней думой" (15 - 20 советников, включая татарских князей и Гедиминовичей, избранных бояр, фаворитов царя и родственников царицы, наиболее влиятельных админист-

стр. 166

раторов-казначея и думных дьяков). Автор считает, что отдельной Боярской думы, как особого реально действовавшего политического института, объединявшего высших чинов Государева двора (бояр, окольничих, думных дворян и думных дьяков) не существовало, поскольку это не укладывается в категории политической культуры Московской Руси. С точки зрения Богатырева, Боярская дума - литературный фантом, созданный историографией. Действительно, термин "Боярская дума" не встречается в источниках. Впервые его употребил в таком виде Д. Флетчер (как "боярства дума"). Чаще же всего говорится безлично о "думе" или даже просто о "боярах" ³ . Подобная постановка вопроса не нова. Уже в российской историографии XIX - начала XX в. существовал вопрос - была ли Боярская дума постоянным учреждением (а, следовательно, существовал ли в принципе этот институт?). И большинство историков положительно отвечали на данный вопрос. Исследователи советского периода, экстраполируя ленинскую характеристику государственного строя России XVII в. на предшествующее столетие, не сомневались, что Боярская дума - политическая реальность.

Как же согласовать собранный Богатыревым интересный материал, а также сделанные на его основе очень острые выводы, и историографическую традицию? Автор справедливо считает, что роль Ближней думы в XVI в. была очень велика. Не подлежит сомнению, что в полном составе собрать Боярскую думу (в традиционном понимании) не представлялось возможным. Кто-то был в опале, кто-то на службе в разъездах, кто-то в походах, кто-то в посольстве, кто- то управлял крупными городами. Но это еще не повод для отрицания самого института - совещание могло собираться из имевшихся в наличии лиц. Возможно, самый продуктивный подход для решения этой, казалось бы, неразрешимой дилеммы, был намечен еще В. И. Сергеевичем. По его наблюдениям, в западноевропейских государствах везде различались большой и малый (тайный, ближний) советы. "Последний, как состоящий из интимных людей, вытесняет первый. Малый совет легко переходит в совет одного только любимца. Вот почему и о королевских советах Западной Европы можно сказать, что это не столько советы в качестве учреждений с постоянным составом, сколько отдельные советники" ⁴ . Таким образом, институт "ритуализированных консультаций" был очень подвижным и в значительной степени зависел от воли государя. Тем более это замечание относится к Ивану Грозному. Можно с большой долей вероятности полагать, что под названием "бояре", "дума" кроются в одних случаях Ближняя дума, а в других - Боярская дума. И дьяков-протоколистов XVI в. эти тонкости не смущали, важен был сам факт: государь советовался со своими приближенными.

Несмотря на сделанные замечания, монографию можно считать в целом удавшейся. Автор сумел под совершенно новым углом зрения рассмотреть технологию принятия решений в Московском государстве. Прослежено формирование круга ближайших советников князей от середины XIV в. до Ближней думы XVI века. Особенно детально анализируется роль Ближней думы при Иване Грозном и ее значение в административной системе Московского царства. Издание снабжено схемами, иллюстрациями - миниатюрами из Радзивиловской летописи и Царственной книги, а также изображениями на царском троне в XVI веке. Издание дополняют два ценных приложения: обзор историографии о Боярской думе и перечень советников и членов Ближней думы с 1350 по 1572 год.

Примечания

1. КРОМ М. М. Политическая антропология: новые подходы к изучению феномена власти в истории России. - Исторические записки. Вып. 4 (122). М. 2001, с. 370 - 397.

2. ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М. 1969, с. 465 и след.; его же. Род и предки А. С. Пушкина в истории. М. 1990, с. 78 и след., с. 99 и след.

3. ШМИДТ С. О. У истоков российского абсолютизма: Исследование социально-политической истории времени Ивана Грозного. М. 1996, с. 388 - 438.

4. СЕРГЕЕВИЧ В. И. Древности русского права. СПб. Т. 2. 1908, с. 515.

стр. 167