Главная » Файлы » Статьи » Исторические

Статьи. МИФ О ДИКТАТУРЕ ПРОЛЕТАРИАТА
28.02.2012, 17:09
Статьи. МИФ О ДИКТАТУРЕ ПРОЛЕТАРИАТА Автор: Ю. С. НОВОПАШИН Наша общественная наука постепенно освобождается от марксистско-ленинского апологетизма. В связи с процессом освоения огромного архивного материала, ставшего доступным за последние 10 - 15 лет, изменились многие принципиальные подходы и оценки. Например, большевистский переворот 1917 г. одним из видных отечественных историков именуется уже не Великой Октябрьской социалистической революцией, а контрреволюцией, положившей начало созданию уголовно-террористического государства фашистского типа. Другой известный автор в ленинском определении рабочего класса как ведущей силы в борьбе за создание бесклассового общества видит социальный расизм, а в монополии компартии глубинный антидемократизм, директивную экономику он определяет как отрицание тысячелетнего опыта человечества, веру же в правоту одной идеологии - в качестве светской религии1 . Но если очевидно, что за упомянутые годы существенно возросло число тех, кто расстался с коммунистическими догмами, то неоспоримо и другое: эти догмы обнаруживают еще немалую живучесть, в частности по причине недостаточного внимания российских обществоведов к раскрытию их мифологической сущности. А ведь верно замечено, что "без решительной дебольшевизации российской жизни дальнейшие демократические реформы невозможны, формирование же гражданского общества обречено на мучительные передряги"2 . О марксистских корнях вопроса о диктатуре пролетариата. Минувший XX век однозначно показал, что никакой диктатуры пролетариата в смысле государственного властвования класса фабрично-заводских работников быть не может. Даже если речь вести не об этом классе, а о рабочей партии как выразительнице его политической воли, об облеченных ее доверием многочисленных "государственных людях" (выборных, назначенцах и пр.), правительственная узурпация классового господства, о которой предупреждал в свое время К. Маркс3 , становится в условиях отказа от принципа разделения властей, других демократических процедур не только возможной, но просто неизбежной. Причем "коллективным узурпатором" в лице партийно-государственного руководства дело не ограничивается. Логика монополизации власти партией авангардного, а не парламентского типа обусловливает ожесточенную внутрипартийную борьбу и кровавое утверждение единоличного Новопашин Юрий Степанович - доктор философских наук, профессор, заведующий отделом Института славяноведения РАН. стр. 41 диктатора, то есть приводит к положению, диаметрально противоположному идеальной конструкции (диктатуре пролетариата). Примеры абсолютного властвования коммуно-большевистской верхушки СССР и нацистской в Германии это убедительно подтверждают. Конечно, названными примерами проблема тоталитарных режимов и единоличных диктатур не исчерпывается, просто примеры эти наиболее показательны с точки зрения их социалистического антуража и практико-политической уголовщины. Если взять карательный нацистский режим и парадоксальную очевидность его сознательного выбора большинством немецкого народа, сплотившегося в годы гитлеризма вокруг своей партгосноменклатуры, - тут нет недостатка в соответствующей литературе. Гораздо меньше исследован феномен диктатуры пролетариата как парафраз коммунистической карательной уголовщины, его марксистских корней и так называемого вклада В. И. Ленина с соратниками в разработку этого вопроса. По поводу марксистских корней понятия диктатуры пролетариата, или, по большевистскому разумению, корней не одного только понятия, а целого учения, можно сказать следующее. На протяжении всех 50 томов (в 54 книгах) второго издания сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса, составляющего в совокупности порядка 45000 страниц, термин диктатура пролетариата встречается всего семь раз: Маркс употребил его четыре раза, Энгельс - три. Оба они никак не конкретизировали это словосочетание и не написали по отдельности или вместе о диктатуре пролетариата ни одной специальной статьи. Наверное, в интересах научной добросовестности следует воспроизвести все упомянутые места и начать, естественно, с марксовых трудов. Во-первых, в работе "Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.", останавливаясь на существе коммунистических воззрений, Маркс подчеркнул, что последние "есть объявление непрерывной революции, классовая диктатура пролетариата как необходимая переходная ступень к уничтожению классовых различий вообще..." 4 . Во-вторых, в письме к Иосифу Ведемейеру от 5 марта 1852 г. он вновь повторяет, что "классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата" и что "эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов"5 . В-третьих, на одном из собраний в Лондоне 25 сентября 1871 г. Маркс делает такое заявление: "Уничтожив существующие условия угнетения путем передачи всех средств труда производителю и заставив, таким образом, каждого физически пригодного индивидуума работать, чтобы обеспечить себе существование, мы устраним единственную основу классового господства и угнетения. Но прежде чем осуществление такой перемены станет возможным, необходима диктатура пролетариата, а первым ее условием является армия пролетариата"6 . В-четвертых, сюда относится и "Критика Готской программы", увидевшая свет в 1891 г., то есть уже после смерти Маркса и спустя 16 лет с момента составления этих критических заметок. "Между капиталистическим и коммунистическим обществом, - отмечено в них, - лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата" 7 . Что касается другого классика марксизма8 , Энгельса, он воспользовался в первый раз словосочетанием диктатура пролетариата в письме к Конраду Шмидту от 27 октября 1890 г. в контексте полемики с теми, кто связывал их с Марксом взгляды с недооценкой политической стороны общественного развития. "К чему же мы тогда боремся за политическую диктатуру пролетариата, - вопрошал Энгельс, - если политическая власть экономически бессильна? Насилие (то есть государственная власть) - это тоже экономическая сила!". Второй раз - во введении к немецкому изданию (1891 г.) работы Маркса "Гражданская война во Франции". Завершающая фраза этого введения гласила: "В последнее время социал-демократический филистер опять начинает испытывать спасительный страх при словах: диктатура пролетари- стр. 42 ата. Хотите ли знать, милостивые государи, как эта диктатура выглядит? Посмотрите на Парижскую Коммуну. Это была диктатура пролетариата"9 . Наконец, в третий раз Энгельс прибег к этому термину, просматривая в июне 1891 г. проект новой (Эрфуртской) программы социал-демократической партии Германии и делая по тексту свои замечания. Стержневым для них являлось стремление патриарха европейского рабочего движения не поддаться давлению оппортунизма, ориентировавшего это движение на отказ от его стратегических революционных целей. Однако прежде чем процитировать это последнее место, надо, видимо, дать некоторые пояснения. Дело в том, что давление оппортунизма в рассматриваемое время нарастало, разумеется, не само по себе, а опираясь на многообразные явления стабилизации капитализма и улучшения материального положения трудящихся масс после революционных потрясений 1840 - 1870-х годов. В подобных условиях вполне закономерным было существенное усиление в рабочем движении его реформистского крыла, хотя приверженность к постепенным преобразованиям, к ненасильственным методам борьбы труда с капиталом не обязательно означает оппортунистические поползновения к отказу от стратегических целей этой борьбы. Иными словами, если любой оппортунизм вырастает из абсолютизации реформизма и паразитирует на нем, то отнюдь не всякий реформизм означает обязательно оппортунизм. Энгельс это понимал. В последние годы жизни он все больше обращал внимание на легальные возможности улучшения условий труда и существования фабричного люда, на парламентские формы политической борьбы и уже не повторял расхожее изречение Маркса, что "рабочий класс либо революционен, либо он ничто"10 . Так вот, не упуская из виду эту тонкую грань между мирными, реформистскими приемами и формами реализации организованным рабочим движением своих кардинальных целей и оппортунистическим стремлением вообще к отказу от них, Энгельс и высказался за диалектическое сочетание указанных целей с легальными, парламентскими методами их достижения. "Если что не подлежит никакому сомнению, - говорится в его замечаниях к проекту Эрфуртской программы, - так это то, что наша партия и рабочий класс могут прийти к господству только при такой политической форме, как демократическая республика. Эта последняя является даже специфической формой для диктатуры пролетариата, как показала уже великая французская революция"11 . Демократическая республика с ее политическим и идеологическим плюрализмом казалась Энгельсу совместимой с диктатурой пролетариата как такой специфической формой государственного господства людей труда, их партий и движений, которая не предполагала, по его мысли, упразднения подобного плюрализма. Во всяком случае, так было в недолговечной Парижской Коммуне, на которую Энгельс ссылался, хотя во всех других случаях получилось совсем наоборот, то есть более чем вековой опыт общественного развития не подтвердил пока представлений о жизненности некой "демократической диктатуры". Уместно добавить к этому еще и то соображение, что Ленин в работе "Государство и революция" весьма своеобразно высказался о цитированном положении Энгельса. Он истолковал его в том смысле, что-де "демократическая республика есть ближайший подход к диктатуре пролетариата"12 . Именно подход, а никак не сама диктатура пролетариата в виде новой государственности. Но ведь Энгельс говорил именно о демократической республике как специфической форме для самой диктатуры пролетариата, а не о способах и формах подхода к ней буржуазного общества. Тут налицо подмена понятий антидемократически мыслившим большевистским вождем. В целом же приведенные выше упоминания Маркса и Энгельса о диктатуре пролетариата никак не выстраиваются в некое учение о ней. Ничего или почти ничего (последнее высказывание Энгельса занимает все-таки особое место) основополагающего для понимания данной диктатуры в качестве но- стр. 43 вой системы власти все эти упоминания не представляют. Вот если бы Маркс и Энгельс поразмышляли, скажем, над определением понятия диктатуры пролетариата, поскольку именно они ввели это понятие в научный оборот, то есть попытались бы как-то очертить его содержание и указать на возможные формы государственности постреволюционного общества, - тогда, конечно, разговор был бы другой. Но поскольку ничего в этом отношении сделано не было, никаких подобных попыток не предпринято, нет оснований утверждать, что в аутентичном марксизме, пусть в самом общем, приблизительном виде, содержатся зримые начала научного подхода к феномену диктатуры пролетариата. Упомянем тут снова большевистских литераторов, которые заглядывали в сочинения классиков и, разумеется, понимали, что те немногие в них места, где использовался термин диктатуры пролетариата, не очень-то репрезентативны в качестве идейного обоснования необходимости этой диктатуры. Поэтому шли иногда на уловки, включая "творческий" перевод оригинальных текстов основоположников на русский язык. Так, в книге Б. А. Фингерта "Краткое руководство по истории социализма" цитируется заключительный абзац из марксовой речи на фактически последнем Гаагском (1872 г.) конгрессе I Интернационала. "Что же касается меня лично, - заявил тогда Маркс (в переводе Фингерта. - Ю. Н .), - я буду продолжать трудиться над делом плодотворной солидаризации рабочих всего мира. Я не уйду от Интернационала; остаток моей жизни, как и все мое трудовое прошлое, посвящен идее служения социализму, который, как мы все знаем, будет некогда осуществлен посредством диктатуры пролетариата"13 . При подготовке второго издания сочинений Маркса и Энгельса (1955 - 1981 гг.) все тексты тщательно сверялись с первоисточниками, в результате чего окончательный вариант упомянутого абзаца приобрел следующий вид: "Что касается меня, то я буду продолжать свое дело и неустанно работать над созданием этой, столь плодотворной для будущего, солидарности всех рабочих. Нет, я не ухожу из Интернационала, и остаток моей жизни, как и моя прежняя деятельность, будет посвящен торжеству социальных идей, которые, как мы в этом глубоко убеждены, рано или поздно приведут к господству пролетариата во всем мире"14 . Нет необходимости сличать эти два варианта одного и того же высказывания. Эталонным является второй вариант, а в нем упоминание о диктатуре пролетариата и социализме отсутствует. Что же касается фразы о "господстве пролетариата во всем мире", то, с одной стороны, в понятие господства может вкладываться разный смысл: как внутриобщественный, так и международный; с другой же - если речь идет о господстве в смысле государственного управления, то оно тоже поливариантно, то есть в одних случаях обеспечивается демократическими методами, в других диктаторскими, в третьих с помощью комбинации тех и других. Таким образом, марксизм XIX века, его отцы-основатели лишь обозначили проблему диктатуры пролетариата как государственности постреволюционного общества, но ее научную разработку оставили за скобками собственных исследовательских и политико-идеологических интересов. Ленин о диктатуре пролетариата. Главным "разработчиком" этой проблемы в XX веке стал вождь российских большевиков. Он воспринял не соображения позднего Энгельса, а марксовы идеи о единственно последовательном революционном классе пролетариате и его диктатуре после победоносной социалистической революции, поставил учение об этой диктатуре в центр своей концепции строительства нового общества и так его абсолютизировал, что оно сразу же приобрело явно антидемократический, авторитарный характер. Могут возразить, что-де Ленин был революционером до мозга костей, а революции - вещи в высшей степени авторитарные. На это следовало бы, видимо, ответить так: нетрудно представить конкретную ситуацию, когда чрезвычайные обстоятельства диктуют и меры чрезвычайные, далеко не все- стр. 44 гда демократические по своей сути, но есть ведь и научное понимание вопроса, когда неуместно и нелогично злобу дня возводить в общее правило. Ленин же тем не менее возводил, как представляется, в политико-теоретические аксиомы свои призывы к "безусловной централизации и строжайшей дисциплине пролетариата", свое понимание диктатуры этого самого пролетариата как "железной, беспощадной, твердой власти рабочих, которая ни перед чем не останавливается и которая говорит: кто не с нами - тот против нас". Или еще: "Кто не за революцию, тот против революции. Кто не революционер, тот черносотенец"15 . И здесь тоже можно предвидеть возражение коллег-обществоведов, что есть, мол, и другие определения диктатуры пролетариата, этой стержневой категории ленинизма16 . Конечно, есть. Но наиболее существенное из них усматривается все же именно в цитированном выше. В своей как раз претендовавшей на теоретическое обобщение статье "К истории вопроса о диктатуре" Ленин подчеркнул, что без признания диктатуры пролетариата "нельзя быть революционером на деле". И далее, расшифровывая, как он понимает это свое "быть революционером на деле", лидер большевиков говорит об обеспечении революционной власти, которая бы "не признавала никакой другой власти и никакого закона, никакой нормы, от кого бы то ни было исходящей". Чуть ниже он опять возвращается к концептуальной стороне вопроса: "Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть". Явно антидемократическим, авторитарным ленинское учение о диктатуре пролетариата выглядело еще и потому, что его создатель дал такую трактовку "механизма пролетарской государственной власти", когда венчает весь этот механизм обязательно компартия, которая "господствует и должна господствовать над громадным государственным аппаратом"17 . Понятно, что правящая РКП (б) стремилась через своих членов, находившихся на государственной службе, проводить партийную линию, нацеливать весь механизм власти на осуществление собственных программных целей. Но употребленные в обобщающем плане слова "господствует и должна господствовать" приобретали совершенно определенный смысл, рассматривались в качестве обоснования коммунистического единовластия. Не всеми революционерами это встречалось с восторгом. В 1919 г., например, Ленин возражал тем, кто призывал к "единому социалистическому фронту" и подвергал нападкам тезис о диктатуре компартии: "Да, диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем, потому что это та партия, которая в течение десятилетий завоевала положение авангарда всего фабрично-заводского и промышленного пролетариата". И, как добавил Ленин, именно "эта партия слилась с рабочим классом (уже не в авангарде, а со всем классом слилась. - Ю. Н .) и она одна только могла вести его на глубокое и коренное изменение старого общества"18 . После гражданской войны, в нэповский период Ленин своей позиции ничуть не изменил. Так, в заключительном слове по Отчету ЦК X съезду РКП(б) он заявил: "Мы после двух с половиной лет Советской власти перед всем миром выступили и сказали в Коммунистическом Интернационале, что диктатура пролетариата невозможна иначе, как через Коммунистическую партию"19 . В 1923 г. это утверждение почти дословно было перенесено ближайшими ленинскими соратниками в текст постановления XII съезда, согласно которому диктатура пролетариата "не может быть обеспечена иначе, как в форме диктатуры его передового авангарда, то есть Компартии"20 . На этом съезде, где Ленин уже не присутствовал, Г. Е. Зиновьев, выступавший с Политическим отчетом ЦК, решил, что называется, конкретизировать вопрос о партийном единодержавии. Начал он со ссылки на тех товарищей, которые заявляют: "диктатура партии - это делают, но об этом не говорят". Докладчик походя оспорил такую точку зрения, задав аудитории вопрос, а собственно почему "мы должны стыдиться сказать то, что есть, и стр. 45 чего нельзя спрятать?". Затем он изложил идею диктатуры партии как диктатуры Центрального Комитета: "Нам нужен единый, сильный, мощный ЦК, который руководит всем... ЦК на то и ЦК, чтобы он и для Советов, и для профсоюзов, и для кооперативов, и для губисполкомов, и для всего рабочего класса есть ЦК. В этом и заключается его руководящая роль, в этом выражается диктатура партии"21 . Однако на сей раз слишком уж откровенная аргументация начальства в пользу цековского деспотизма вызвала противодействие, и съезд лицемерно, конечно, но воздержался от подобной детализации вопроса о партийном господстве. По существу же Зиновьев был прав: ЦК РКП(б) в лице прежде всего политбюро, оргбюро и секретариата превратился к тому времени в реальный высший орган государственной власти, законодательно, правда, не предусмотренный, но всем командующий, хотя ни за что конкретно и не отвечающий, поскольку, как констатировал однажды А. В. Луначарский, "законы конституции не распространяются на ЦК"22 . Но вернемся, так сказать, к аутентичному ленинизму и отметим, что еще одной характерной его чертой являлся стойкий негативизм в отношении опыта буржуазного парламентаризма, становления и развития в западных странах правового государства. На парламент большевистский вождь смотрел отнюдь не с точки зрения заимствования демократических методов его функционирования, а исключительно как на "насквозь прогнившее капиталистическое учреждение, в котором обманывают рабочих и трудящихся". Он был убежден, что "не парламент, а только рабочие Советы могут быть орудием достижения целей пролетариата, и, конечно, те, кто не понял этого до сих пор, суть злейшие реакционеры, будь то самый ученый человек, самый опытный политик, самый искренний социалист, самый начитанный марксист, самый честный гражданин и семьянин"23 . Кстати, недооценка принципов политической демократии, очевидные проявления нигилизма в отношении богатого опыта парламентаризма Западной Европы и Северной Америки были присущи и всем ленинским соратникам. Так, Н. И. Бухарин называл демократический строй "паршивеньким" и подчеркивал, что большевики провозглашают "смертельную войну буржуазно-парламентарной республике"24 . Л. Д. Троцкий именовал демократический механизм осуществления власти не иначе, как "парламентским шарлатанством", провозглашал, что "нам не нужны более обветшалые декорации парламентаризма, его светотени, его оптический обман", громогласно обещал, что "пролетарская диктатура сметет навозную кучу буржуазной демократии и очистит путь для коммунистического строя"25 . Можно отметить, что именно Троцкий пустил в оборот на XIII съезде РКП (б) презрительное определение западноевропейской демократии как "маргариновой демократии, которая является, с одной стороны, идеологией меньшевизма, а с другой - последним прикрытием империализма". Именно ему принадлежат следующие, ставшие общим местом большевистской идеологии, слова: "Пережившая себя демократия не разрешает ни одного вопроса, не смягчает ни одного противоречия, не залечивает ни одной раны, не предотвращает восстаний ни слева, ни справа, - она бессильна, ничтожна, лжива и служит только для того, чтобы сбивать с толку отсталые слои народа, особенно мелкой буржуазии"26 . Наконец, еще одной немаловажной чертой ленинских представлений о диктатуре пролетариата был неприкрытый, временами даже нарочитый антиинтеллектуализм этих представлений. Листая тома сочинений большевистского вождя, нельзя не обратить внимание, что слово интеллигент упоминается в них, по большей части, в отрицательном контексте. Интеллигент - символ слюнтяйства, хныканья, неустойчивости и ренегатства. Ему противостоит твердокаменный и всегда правый рабочий-гегемон, который выступал для руководителей РКП(б), весьма далеких, как правило, по своему социальному положению от пролетарских масс, чем-то вроде робеспьеровского "высшего существа". Утверждая нечто подобное культу этого существа, Ленин и заяв- стр. 46 лял: "Опираться на интеллигенцию мы не будем никогда, а будем опираться только на авангард пролетариата, ведущего за собой всех пролетариев и всю деревенскую бедноту. Другой опоры у партии коммунистов быть не может"27 . Несколько оправившись от ранения правоэсеровской террористкой 30 августа 1918 г., Ленин в разговоре с навестившим его А. М. Горьким сделал весьма примечательное обобщение, подчеркнув, что он "получил пулю от интеллигенции" (которую, дескать, так рьяно и напрасно защищал его гость в цикле своих антибольшевистских статей "Несвоевременные мысли"). Не менее определенно высказался на этот счет и Троцкий. По его словам, "вся буржуазная интеллигентская печать дико выла", проклиная разгон Учредительного собрания и другие решительные (сугубо антидемократические. - Ю. Н. ) шаги новой власти, а "Горький, основательно забывший свою песню о соколе, продолжал пророчествовать в "Новой жизни" о близком светопреставлении"28 . Понятное дело, что не только глубинный антидемократизм и махровый антиинтеллектуализм превратили большевистскую государственную власть, когда-то мыслившуюся Лениным как "единственно верный друг и помощник трудящихся и крестьянства"29 , в новую командно-репрессивную машину их эксплуатации и угнетения. Можно было бы указать и на другие факторы, однако отмеченные выше все же в числе важнейших, сущностных характеристик этой машины или системы, которая оказалась неспособной решить присущими ей методами принуждения, запугивания и обмана ключевые для нового строя проблемы. Такие, например, как создание долговременных стимулов к эффективному труду; приемлемое соотношение национального и интернационального, классового и общечеловеческого в политике и культуре; как проблема сопряжения социалистических целей и средств их достижения, в частности реализация этого сопряжения в государственном устройстве и государственной политике. Последняя отнюдь не может быть выражением диктатуры какой-то одной партии, тем более лишь ее руководства. Такого рода понимание организации постреволюционной власти, - а именно на нем настаивали Ленин, Сталин, Троцкий, восточноевропейские коммунисты, - не только противоречит доказавшим свою жизненность демократическим, научно-интеллектуалистским принципам управления, но не соответствует и марксизму, является весьма сомнительным в него "вкладом", не оправдавшим себя на практике. И еще: то, что многие десятилетия именовалось ленинским учением о диктатуре пролетариата, представляло собой не что иное, как разновидность идеологии тоталитаризма, который для прошлого века выступил одной из его профильных черт. Причем речь идет о разновидности базового порядка: нельзя ведь отказать в определенной правоте суждениям того типа, что "фашизм был тенью или уродливым детищем коммунизма" и что "российский большевизм по многим своим идеям и проявлениям явился прародителем европейского фашизма"30 . В самом деле, маниакальное настаивание Лениным на всеобщности диктатуры пролетариата как посткапиталистической государственности из области проявлений тоталитаризма. Его неизменный акцент на революционно-насильственные, репрессивно-террористические методы отправления властных функций тоже следует причислить к этим проявлениям. Ленинское понимание "советской демократии, родившейся в России" и означающей "разрыв с буржуазным демократизмом" и возникновение опять-таки всемирно-исторического феномена "пролетарского демократизма или диктатуры пролетариата", - из области тоталитарного сознания. Только убежденный сторонник тоталитарных коммунистических догм мог постоянно самыми бранными словами поносить европейскую социал-демократию, презрительно именовать ее взгляды о ненасильственных путях к новому обществу (которых, кстати, в 90-е гг. XIX века придерживался и Энгельс) "безграничной теоретической нелепостью", "тупоумием" и "ходячими буржуазными представлениями о переходе к социализму "через демократию""31 . стр. 47 Ближайшие сторонники вождя были достойными его учениками. Все как один они считали, что западный парламентаризм, его демократические механизмы разделения властей, политических сдержек и противовесов лишь маскируют всевластие капитала, затемняют сознание участников формирующейся политической армии социалистической революции. Отсюда их негативное отношение к социал-демократии, которая, как говорил Троцкий на IV конгрессе Коминтерна, "спасла капитализм, т. е. отсрочила на годы час его гибели", и которая, по словам Бухарина, "является единственной опорой буржуазного трона"; отсюда тотальное отрицание принципов демократической организации политико-государственной, социально-экономической и культурной жизни как "заповедей" буржуазного общества, нацеленных на продление его "затянувшейся агонии"32 . В своей брошюре "Между империализмом и революцией. Основные вопросы революции на частном примере Грузии" Троцкий откровенно излагал негативную оценку принципов или, как он их именовал, заповедей политической демократии. "Коммунистический Интернационал, - писал он, - учит рабочих презирать буржуазное общественное мнение и прежде всего презирать тех "социалистов", которые ползают на брюхе перед заповедями буржуазии. Дело идет не о показном презрении, не о лирических тирадах и проклятиях, - поэты самой буржуазии не раз щекотали ей нервы своими вызовами, особенно по вопросам религии, семьи и брака, - дело идет о глубокой внутренней свободе пролетарского авангарда от духовных силков и петель буржуазии, о новом революционном общественном мнении, которое позволило бы пролетариату не на словах, а на деле, не тирадами, а, где нужно, сапогами попирать заповеди буржуазии, осуществляя свободно поставленную себе революционную цель, которая есть в то же время объективное требование истории"33 . Думается, это высказывание одного из виднейших деятелей большевистской диктатуры не нуждается в комментариях. Можно только заметить, что с практико-политической точки зрения призывы Ленина и компании к глубокой внутренней свободе пролетарского авангарда явились идейно-теоретическим обоснованием массового "красного террора" времен гражданской войны и последующей чудовищной охранно-карательной "деятельности" социалистического государства, действительно попиравшего демократические принципы и нормы общественной жизни коваными сапогами "доблестных органов" ЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ. А с теоретико-методологической точки зрения призывы к глубокой внутренней свободе пролетарского авангарда от морально-этических "заповедей" предшествующего буржуазного общества, от накопленного им опыта демократического развития, призывы во имя революционной целесообразности попирать, где нужно, этот опыт сапогами "непримиримых" борцов с капиталом отражали ставший с тех пор традиционным для большевистской партии, всего III Интернационала и послевоенного коммунистического движения взгляд на демократию как форму классового господства. Идеологи мирового коммунизма, прежде всего советские, жаждали найти такие демократические механизмы, которые не продолжали бы прежние, а опровергали, доказывая их несостоятельность. При этом, как правило, вместе с частнособственнической водой старого общества ретивые теоретики и пропагандисты выплескивали, так сказать, и ребенка - общечеловеческое содержание демократии. Такое содержание чаще всего вообще отрицалось, подводилось под уничижительные категории "абстрактного гуманизма", "беззубого буржуазного пацифизма", оппортунистического "классового соглашательства" и т. п. "Нам нужны вожди, - говорилось в Манифесте II конгресса Коминтерна, - у которых нет другого отношения к буржуазному обществу, кроме смертельной ненависти; которые организуют пролетариат во имя непримиримой борьбы, которые готовы вести в бой армию восставших, которые не остановятся на полпути, что бы ни случилось, и не побоятся прибегнуть к мерам беспощадной расправы со всеми теми, кто попытается их насильственно остановить"34 . К мерам беспо- стр. 48 щадной расправы режим диктатуры пролетариата в коммунистическом его исполнении прибегнуть не побоялся, да в таких немыслимых количествах эти меры применял против правых и виноватых, что народы СССР и всех других бывших социалистических стран до сих пор об этом не могут забыть. Но это, как говорится, a propos. А завершить тему о диктатуре пролетариата как одной из важнейших категорий так называемого марксизма-ленинизма35 и попытках ее применения к реальной жизни хотелось бы все-таки отсылкой читателя еще к одному из ключевых для данного контекста теоретических положений. Оно определяет диктатуру пролетариата в качестве нового типа государственности, который возникает на революционной волне, разбивающей старую государственность, когда победившие массы, по словам Ленина, "будут против восстановления полиции, против несменяемого и привилегированного чиновничества, против отделенной от народа армии. А только в этом и состоит, - подчеркивал он, - новый тип государства"36 . Но постулаты и о милиционной системе взамен полиции и засекреченных спецслужб, и о кардинальном сокращении паразитического госаппарата, и о всеобщем вооружении народа вместо кадровой армии оказались типичными кабинетными открытиями, не применимыми к реальной действительности. Следовательно, и никакого нового типа "государственности не возникло, то есть диктатура пролетариата - как она прогнозировалась, в том числе и Лениным, - не состоялась, а все разговоры о ней превратились в заурядное мифотворчество. Что же касается системы коммунистического единовластия, продержавшегося в СССР с помощью всесильных карательных органов, включая армию, более 70 лет, - это к диктатуре пролетариата имело малое касательство, хотя большевистская номенклатура все свои злодеяния прикрывала ссылками именно на нее, на интересы рожденной революцией пролетарской демократии и т. п. Однако никакого нового, тем более всемирно-исторического, типа демократии у правителей Советского Союза и других социалистических стран не получилось, а вышла обыкновенная партократическая диктатура - не везде, разумеется, одинаковой свирепости, но повсюду все же диктатура. И если Ленин пытался представить пролетарскую демократию и диктатуру пролетариата взаимозаменяемыми понятиями, то время со всей определенностью показало несоединимость подобных понятий. Или демократическое правление в любой форме - буржуазной, мелкобуржуазной, пролетарской; или диктаторское, чье бы оно в этом случае ни было - буржуазии, пролетариата, коммунистов, фашистов... И последнее соображение. Мы затронули в основном теоретическую, концептуальную сторону рассматриваемой проблемы. Аргументация связывалась зачастую с теми или иными высказываниями основоположников марксизма, большевистских вождей и, наверное, оказалась не совсем свободной от известных элементов начетничества. Их вообще трудно избежать, обращаясь к доктринальной стороне дела. Однако без такого обращения убедительной дебольшевизации мы не добьемся, недавнее трагическое прошлое останется для нас недостаточно понятым и не будет союзником в нашем продвижении вперед. Конечно, мировой коммунизм в том виде, в каком он существовал на протяжении всего прошлого столетия, в текущем XXI веке вряд ли возродится. Он достаточно явственно обнаружил свою антидемократическую, террористическую и экспансионистскую сущность, превратившись для всего человечества в грозную опасность. Именно поэтому человечество и отвернулось от него как от международного движения и содружества социалистических стран. На этот поистине всемирно-исторический процесс дискредитации, организационно-политического и идейного краха мирового коммунизма в конце XX века оказала ощутимое влияние сила экономического и социального примера сообщества демократических наций. Не меньшую роль сыграли тут и факторы гуманистического, морально-этического и психологического порядка. Так или иначе, но мировой коммунизм (то, что от него осталось) вместе с собственной идейной базой в виде литературного наследия Маркса, Эн- стр. 49 гельса и Ленина задвинут ныне на задворки истории, хотя немало еще и тех, кто пытается это оспорить, выступая от имени некоего "здравомыслящего ленинизма"37 . Подобных "неоленинистов", последователей российского большевизма не следует, естественно, сбрасывать со счетов, как и вообще сторонникам демократии не пристало смотреть свысока на любых своих идеологических оппонентов. Примечания 1. См.: ЯКОВЛЕВ А. Н. Омут памяти. От Столыпина до Путина. В двух книгах. Кн. 1. М. 2001, с. 9; ВОЛКОГОНОВ Д. А. Семь вождей. Галерея лидеров СССР. В двух книгах. Кн. 2. М. 1997, с. 297. 2. ЯКОВЛЕВ А. Н. Ук. соч. Кн. 2, с. 190. 3. См. МАРКС К., ЭНГЕЛЬС Ф. Соч. Т. 17, с. 548. 4. Там же. Т. 7, с. 91. 5. Там же. Т. 28, с. 427. 6. Там же. Т. 13, с. 438. 7. Там же. Т. 19, с. 27. 8. Впервые термин "марксизм" употребил Энгельс в письме А. Бебелю от 18 августа 1886 года. - МАРКС К., ЭНГЕЛЬС Ф. Соч. Т. 36, с. 433. 9. МАРКС К., ЭНГЕЛЬС Ф. Соч. Т. 37, с. 420; т. 22, с 201. 10. Там же. Т. 31, с. 376. 11. Там же. Т. 22, с. 237. 12. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 33, с. 70 - 71. 13. ФИНГЕРТ Б. А. Краткое руководство по истории социализма. Л. 1924, с. 83. 14. МАРКС К., ЭНГЕЛЬС Ф. Соч. Т. 18, с. 155. 15. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 41, с. 6; т. 40, с. 295; т. 12, с. 70. 16. Термин "ленинизм" появился в публикациях соратников Ленина сразу после кончины последнего (первым его употребил Троцкий). С помощью этого новоизобретения подчеркивали вклад покойного в разработку философской доктрины марксизма вообще, в создание теории социалистической революции и диктатуры пролетариата в особенности. Тем самым давался также отпор "правым" в российском общественном мнении, которые, подобно Н. А. Бердяеву, утверждали, что "Ленин не теоретик марксизма как Плеханов, а теоретик революции", что "в философии и искусстве, в духовной культуре Ленин был очень отсталый и элементарный человек", соединявший "социальную революционность с духовной реакционностью". См. БЕРДЯЕВ Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М. 1990, с. 96. 17. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 41, с. 32, 373, 380, 383, 404. 18. Там же. Т. 39, с. 134. 19. Там же. Т. 43, с. 42. 20. Двенадцатый съезд РКП(б). 17 - 25 апреля 1923 г. Стенограф, отчет. М. 1968, с. 672. 21. Там же, с. 47, 227 - 228. 22. См. Письмо Луначарского Ленину от 13 января 1922 г. (Об ошибочности решения политбюро ЦК РКП(б) о закрытии Большого театра). - Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) - ВКП(б), ВЧК - ОГПУ - НКВД о культурной политике. М. 1999, с. 33. 23. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 41, с. 65, 271. 24. БУХАРИН Н. И. На подступах к Октябрю. Статьи и речи, май - декабрь 1917 г. М. 1926, с. 184. 25. ТРОЦКИЙ Л. Соч. Т. XII. М. 1924, с. 144; т. XIII. М. -Л. 1926, с. 138, 144. 26. Тринадцатый съезд РКП(б). 23 - 31 мая 1924 г. Стенограф, отчет. М. -Л. 1924, с. 158; ТРОЦКИЙ Л. Соч. Т. XIII, с. 12. 27. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 37, с. 221. 28. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. Т. 2. М. 1984, с. 257; ТРОЦКИЙ Л. Соч. Т. III, ч. 2. М. 1924, с. 229. 29. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 39, с. 158. 30. См. ГАДЖИЕВ К. С. Тоталитаризм как феномен XX века. - Вопросы философии, 1992, N 2, с. 25; ЯКОВЛЕВ А. Н. Ук. соч. Кн. 1, с. 313. 31. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 38, с. 307; т. 44, с. 147; т. 39, с. 281. 32. ТРОЦКИЙ Л. Соч. Т. XII, с. 312; Двенадцатый съезд РКП(б), с. 280. 33. ТРОЦКИЙ Л. Соч. Т. XIII, с. 289. 34. Цит. по: Девятая конференция РКП(б). Сентябрь 1920 г. Протоколы. М. 1972, с. 359 (Под этим манифестом от Советской России стоят подписи Ленина, Зиновьева, Бухарина и Троцкого). 35. Впервые термином "марксизм-ленинизм" воспользовался в 1925 г. Зиновьев, который рассматривал его как синоним появившегося годом раньше термина "ленинизм". С тех пор эта формула широко утвердилась в СССР и комдвижении, хотя единого содержания в ней не усматривается и цельного учения под таким названием не существует. Прав А. Н. Яковлев, когда отмечает, что "в значительной мере это разные понятия. Марксизм - одна из западных культурологических концепций позапрошлого века, каких было немало. Ленинизм - политологическая платформа, сконструированная из разных концепций, как возникших в России, так и импортированных из-за рубежа... На основе этой мешанины возник большевизм - форма власти экстремистского толка". См. ЯКОВЛЕВ А. Н. Ук. соч. Кн. 1, с. 313. 36. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 31, с. 164. 37. БУТЕНКО А. П. Наука, политика и власть. Воспоминания и раздумья. М. 2000, с. 165. стр. 50
Категория: Исторические | Добавил: Grishcka008 | Теги: миф, ДИКТАТУРЕ, ПРОЛЕТАРИАТА
Просмотров: 3049 | Загрузок: 0 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Категории раздела
Форма входа
Минни-чат
Онлайн Сервисы
Рисовалка Онлайн * Рисовалка 2
Спорт Онлайн * Переводчик Онлайн
Таблица Цветов HTML * ТВ Онлайн
Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0