Действительно, полемические "рамки" уже сослужили свою службу тем, что до сих пор всегда были наготове и позволяли проленинскому "большинству" редакции быть арбитром в вопросе о том, что публиковать или не публиковать в газете. Существование "рамок" и голосование по принципу "большинства" оказались удобными инструментами, с помощью которых страницы "Пролетария" заполнялись статьями либо нейтрального характера, либо ленинской политической ориентации. В начале 1908 г. Богданов предпринял две попытки покритиковать в газете думскую фракцию РСДРП с бойкотистской точки зрения, "с указанием на то, что она своей тактикой подтверждает худшие предположения бойкотистов". Богданов предложил изменить эту тактику, но "оба товарища по редакции убеждали меня, что в интересах сплоченности фракции нежелательно обнаруживать в органе существование разногласий", - говорится в его письме от 23 июня 1908 года. "Большинством" редакции было решено отказаться от этих публикаций - на том основании, что статьи, обнаружив существование разногласий в печатном органе, будут способствовать расколу партии, хотя, по мнению Богданова, "скрывать частичные разногласия в оценке политических фактов, разногласия, опасные для единства фракции, нет никакой надобности: гораздо выгоднее обсуждать их, чтобы в будущем было практически легче их исчерпать". Все очевиднее становился тот факт, что в редакции существовал не молчаливый "нейтралитет" по поводу философских воззрений, но велась негласная, скрываемая от партии работа по "замазыванию рта другим оттенкам". Богданова все меньше устраивала такая роль печатного органа фракции, когда с его помощью формировалось единомыслие определенного рода. Это противостояние, сложившееся в редколлегии, было перенесено и на партийных литераторов, сотрудничавших в "Пролетарии": "богдановцев" постепенно перетягивали на сторону "большинства", а в случае неподатливости "большинство" редакции (состоявшее всего из двух человек) объявляло об отказе в публикации под благовидным предлогом: статья, мол, написана под влиянием философских взглядов Богданова (влияние, действительно, было огромным), а редакция обязалась не поддерживать философские деба-

стр. 32

ты. Так было с Горьким, которому в переписке Ленин давал много рекомендаций, а затем отказал в публикации статьи "Разрушение личности".

История с горьковской статьей показательна. Горький открыто заявлял о своих симпатиях к Богданову и Луначарскому. Он проникся интересом не только к личности Богданова, но и к его философским взглядам: то, что "по непостижимой терминологии" ²² Ленина вошло в обиход как богдановский "махизм", Горький воспринял в качестве философии "коллективизма". Его статья "Разрушение личности" очень созвучна с этой философией: художественная истина лежит в коллективном опыте - настоящем источнике творчества; только этот источник даст рождение истинно ценному. Горький, рассматривая современную ему беллетристику с этих позиций, показывал ее убожество и сожалел о растраченных зря дарованиях. Почему эта статья не могла быть напечатана в "Пролетарии"? Потому что Ленин считал: "Никакой поблажки защите "махизма"". Открыто это было сформулировано позже, а Горькому в феврале 1908 г. он как один из трех редакторов "Пролетария" свои намерения объяснял тем, что редакция должна соблюдать "нейтралитет", а статья "Разрушение личности" - голая философская "богдановщина", поэтому или статья Горького должна быть переделана, или же она не будет напечатана вовсе. Мотивировал это Ленин так: "Некую драку между беками по вопросу о философии я считаю теперь совершенно неизбежной... Мы должны подраться из-за философии так, чтобы "Пролетарий" и беки, как фракция партии, не были этим задеты... А помочь Вы можете тем, что будете работать в "Пролетарии" по нейтральным (т.е. ничем с философией не связанным) вопросам литературной критики, публицистики и художественного творчества и т.д... Все, хоть косвенно связанное с философией, перенести в другое место... Все, не связанное с философией Богданова... изложить в ряде статей для "Пролетария". Иное поведение с Вашей стороны, т.е. отказ от переделки статьи... поведет, по- моему, неизбежно к обострению конфликта среди беков, к затруднению локализации новой драки (курсив мой. - А. Л. "Локализация" - это сосредоточение ударного действия на одном Богданове?)" ²³ . Горький статью переделывать отказался, а редакция отказалась печатать ее в авторском варианте.

Определенно, "большинство" редакции тяготело к использованию своего преимущества при голосовании именно для того, чтобы в "Пролетарии" проводилась лишь одна точка зрения, ленинская, с целью политического влияния на фракцию большевиков. Между тем, несмотря на усилия Ленина, мнения в партии о думской фракции все равно резко расходились, и не столько вследствие теоретических разногласий, сколько под влиянием практического опыта, и прежде всего потому, что росла неудовлетворенность деятельностью думских социал-демократов, работой самой Думы. Депутаты допустили ряд тактических ошибок, вызвавших волну критики. Во-первых, при обсуждении декларации 16 ноября 1907 г. социал-демократы не сумели изложить требования программы-минимум РСДРП, их выступления носили общий лозунговый характер. Во-вторых, как свидетельствовал позже Родзянко, "можно привести не один пример, когда крайние правые монархические и крайние левые социалистические партии оказывались в трогательном единении и голосовали вместе" ²⁴ . Действительно, позиция социал-демократов в ГЦ Думе, например, по вопросу о бюджетных ассигнованиях, не выдерживала критики: общее настроение страны, сформированное передовой литературой, выдвигавшей вопросы народного образования на первый план, сводилось к тому, что правительство обязано заняться просвещением в первую очередь. Все фракции без исключения высказались за то, чтобы видеть "свой народ" грамотным и хорошо знающим свою родину и ее историю. Но для этого нужно было строить новые школы и готовить много учителей, тогда как правительство предложило законопроект об ассигновании всего 6,5 млн рублей на начальное (самое массовое) образование, то есть 2,5% общего объема бюджета, и Дума, включая социал-демократическую фракцию, проголосовала за этот проект ²⁵ .

стр. 33

На Московской общегородской конференции РСДРП в мае 1908 г. вопрос об ошибках фракции в Думе стоял остро. В своем выступлении Богданов предложил отозвать депутатов, но конференция его не поддержала, а приняла решение о строгом подчинении думской фракции Центральному комитету ²⁶ .

Вскоре Богданов совместно с Алексинским написал статью по горячим следам только что прошедшей конференции, выявившей, по словам Богданова, "среди большевизма новое течение - "отзовистское". Отзовисты представляют из себя, несомненно, ту часть бойкотистов, которая с наибольшей остротой реагирует на несостоятельность думской фракции и в поисках радикальных средств поправить дело предлагает способы... неосуществимые, и следовательно, нецелесообразные... Товарищи антибойкотисты в силу слишком большого расхождения с отзовистами не найдут в достаточной степени общей с ними почвы, и... спор без надобности обострится. При таких условиях мне казалось необходимым, чтобы старые бойкотисты выступили как средний оттенок в обсуждении этого вопроса и помешали чрезмерному удалению друг от друга крайних оттенков" ²⁷ .

Ленин и Дубровинский сопротивлялись, но после длительных переговоров, оставивших позиции сторон незыблемыми, "большинство" редакции статью решило опубликовать, сопроводив ее редакционным примечанием, не согласованным с автором статьи и содержавшим заявление о том, что в оценке бойкота Богданов согласен с мнением антибойкотистов, которые связывали выход из Думы лишь с "общим подъемом народного движения" ²⁸ , a не с недостатками деятельности думской фракции, о которых Богданов немногим ранее говорил на Московской конференции. Таким образом, вице-лидер большевиков как политик был дискредитирован не только в глазах своих сторонников, но и в глазах оппонентов как человек, не имеющий определенных политических убеждений.

Выход его из редакции Ленин встретил довольно спокойно. Возможно, то, что последовало за выходом Богданова из "Пролетария", вполне допускалось "заграничными "нравами" (или безнравственностью, вернее)", а Ленин за долгие годы эмиграции привык иметь дело с меньшевиками-искровцами, которые были "беззастенчивы по-торгашески, искушенные долгим опытом демагогии". Ленин взял на вооружение повадки меньшевиков, хотя знал, что его основной соперник Богданов, как и весь большевистский ЦК, не очень-то "политик", которому не хватало цепкости, оборотливости, чуткости, умения политически использовать каждую мелочь во взаимоотношениях с оппонентами, а главное, в нем замечалась "какая-то "добросовестная глупость" или "глупая добросовестность"" ²⁹ . Иначе трудно объяснить те маневры, какие были предприняты Лениным.

Прежде всего он поручил В. К. Таратуте сообщить Богданову официальное заявление редколлегии: редакция "Пролетария" "констатирует, что ни одной из организаций о выходе т. Максимова и обо всем, что произошло в течение последних 3- х дней (а также ранее), не сообщалось. Тем немногим отдельным лицам, которым были сделаны такие сообщения, мы немедля предъявили требование безусловного молчания. Категорически обязуемся впредь принимать меры к тому, чтобы локализовать в кругу членов БЦ сведения обо всем происшедшем". Такое обязательство редакция принимает на себя, если Богданов 1) не сообщает о случившемся местным организациям; 2) не ведет частную переписку по этому вопросу; 3) дождется собрания членов Б[ольшевистского] ц[ентра] и 4) не настаивает на огласке о выходе из редакции в газете "Пролетарий" ³⁰ . Расчет оказался верным: согласие Богданова было получено беспрепятственно. После этого Ленин уверенно стал готовить собрание Большевистского центра по поводу того, что Богданов "образовал официальную оппозицию внутри коллегии" ³¹ . Общественное мнение, соответствовавшее этому утверждению, Ленин формировал открыто, а его оппонент был лишен возможности противодействовать не только в силу обещания "сохранять безусловное молчание", но и по причинам, о которых он сам писал следующее: "После выхода из редакции, ввиду того, что

стр. 34

редакция стала осведомлять товарищей в России о происшедшем, не приводя точной моей мотивировки и документов, я просил редакцию дать мне адреса Москвы и Петербурга, чтобы я мог послать свой отчет этим двум комитетам, участвовавшим в моем избрании. Редакция адресов мне не дала, но предложила прекратить осведомление России... Сам я уйду... Наша совместная работа в редакции была полна мелких трений и опасностью новых конфликтов, то есть была бы растратой сил. Что касается опасности раскола, то ее, по моему мнению, нет и не было. Фракция, столько пережившая, не раскалывается из-за конфликта трех литераторов или из-за того, что тот из них, которого положение стало невозможным, ушел" ³² .

Большевистский центр, разбирая конфликт, принял "соломоново решение": "1) допустить в "Пролетарии" дискуссию по вопросам бойкотизма и отзовизма в размерах, определяемых редакцией, но причем 2) редакции даются директивы избегать всего, что способно обострить разногласия; 3) в подпольных изданиях фракции философская полемика не допускается; 4) в легальных - она допускается лишь при условии наличности статей обоих направлений, причем обязательна товарищеская форма полемики. Все резолюции были приняты единогласно, кроме последней, - тут воздержались товарищи Ленин и Дронов" ³³ . Резолюции Большевистского центра были направлены на то, чтобы срочно потушить возникший пожар, а не на то, чтобы решить задачу, поставленную Богдановым в заявлении о выходе из редколлегии от 23 июня 1908 г.: "Большинство редакции, по-видимому, совершенно ошибочно понимает руководящую роль политического органа фракции". Богданов, обозначив главную проблему конфликта, рассчитывал на поддержку тех, "кто интересы большевистской фракции как целого ставят выше частных политических оттенков и желают, чтобы большевистская фракция политически жила не как нечто "руководимое" авторитетной коллегией, а как сознательная политическая сила, руководящая в конечном счете и своими вождями" ³⁴ . Эта часть богдановского заявления не получила четкого отражения в резолюции собрания Большевистского центра.

Несмотря на предложение Большевистского центра продолжить работу в редколлегии, где Дронова-Дубровинского заменили Г.Е. Зиновьевым, Богданов в редакции не остался, считая, что работать с пользой для фракции он может и "на другом поле" ³⁵ .

Итак, Богданов вышел из состава редакции из-за "вышибательной ее тактики" ³⁶ не прекращая своей работы в Большевистском центре и не сразу понял, что борьба с ним будет продолжена. На эмоциональной волне какое-то время он не чувствовал, что вступил в свой самый тяжелый период - период жестокого, беспощадного и несправедливого отлучения от всего того, в чем он видел смысл жизни.

В момент выхода из редакции вырвавшийся наружу конфликт представлялся Богданову всего лишь непринципиальными разногласиями "трех литераторов", разных по характеру, но мыслящих одинаково. Но последующие события разворачивались так, что потребовалось переоценить все происшедшее. Человек аналитического ума, Богданов стал разбираться в том, что случилось в редакции, опираясь не на эмоции, а лишь на факты, сопоставляя одни события с другими и рассматривая последовательно их общий ход начиная с момента своего появления в Женеве. Выводы он потом изложил в своих заявлениях в Большевистский центр и редакцию "Пролетария". Их смысл сводился к тому, что, во- первых, после поражения революции ситуация оказалась крайне неблагоприятной для партии: массовое движение, наталкиваясь на противодействие власти, уходило в глубокое подполье, социал-демократические комитеты впали в бездействие; во-вторых, партийный центр оказался оторванным от местных организаций из-за того, что, находясь за границей, знал о положении дел в партии и обществе в основном по письмам и пересказам и не получал точной картины. Поступавшая информация анализировалась не столько по сути ее, сколько по тому, от кого она исходила: одним источникам доверяли безоговорочно и бесконтрольно, а

стр. 35

другие в лучшем случае игнорировали; в худшем их сообщения объявляли провокацией. В среде большевистской эмиграции распространился своеобразный "групповой солипсизм", свойственный не только марксистам: считались только с мнением единомышленников, мнения же прочих либо подлежали исправлению, либо объявлялись враждебными. Отсюда преувеличенное внимание большевистского органа печати к одним вопросам, замалчивание других проблем, занимавших рядовых партийцев; нередко страницы "Пролетария" превращались в поле боя с несогласными. Пока удавалось прятать разногласия, борьба взглядов заменялась борьбой самолюбий в руководстве группировок, внутренние столкновения "по секрету от всей партии" стали нормой, как и авторитетное давление вождей на окружающих. Тон, стиль и лексика полемики всецело определялись положением оппонентов в социал-демократической "табели о рангах". Поскольку в Большевистском центре симпатиям и антипатиям лидеров придавалось особое значение, то во фракции возникла тенденция делить марксистов на истинных и неистинных, на сторонников и оппозицию, "ленинцев" и "богдановцев", "отзовистов" и "антибойкотистов" и т.п., что порождало непримиримое идейное противостояние по принципу "кто не с нами - тот против нас", а при таких взаимоотношениях "нет ничего вреднее миндальничанья" ³⁷ .

Оказывать влияние на противоборство группировок в верхушке партия не имела возможности: лидеры уже давно имели дело не с самой партийной массой, а исключительно с единичными ее представителями, в период конфликтов вызываемыми за границу лишь для голосования на стороне своей группировки. Принципиальность такого голосования была сомнительной.

Борьба за единомышленников подменялась борьбой за единомыслие: лидеры фракции не сочли нужным организовать деятельную помощь местной партийной печати, полагая, что достаточно и "Пролетария"; подлинная причина нежелания заключалась в невозможности обеспечить повседневный контроль Большевистского центра за составом редакций и содержанием публикуемых материалов. Заграничные вожди по-своему испытывали на себе падение революционной морали и практически не заботились о существе идейного руководства партией: располагая денежными средствами и талантливыми литературными силами, авангард большевиков перестал выпускать пропагандистскую литературу, хотя на местах партийные организации нуждались в ней. Со страниц "Пролетария" совсем исчезли публикации, толково разъясняющие идейные различия с меньшевиками, особенно по теории вооруженной борьбы с правительством, не хватало анализа ошибок прошедшей революции, полученного опыта и т.п. Проблемы на местах не получали должного освещения в "Пролетарии", да и доставка самой газеты в Россию была организована из рук вон плохо.

Между тем за время пребывания за границей Большевистский центр ни разу не отчитался перед организациями об истраченных значительных средствах: иначе сразу стало бы ясно, что партийные финансы сделались рычагом для воздействия на позицию местных организаций, ощущавших свою денежную зависимость от Большевистского центра. Состояние партийного руководства за границей заключало в себе опасность для единства большевистской фракции ³⁸ . Свои выводы Богданов не старался подкреплять ссылками на факты, и потому его заявления выглядели бездоказательным злословием, тем более что Ленин не стремился вступать с Богдановым в открытую борьбу по причине, которую сам сообщил в письме Горькому: "К чему я буду ругаться с Максимовым (Богдановым. - А. Л. ), Луначарским и т.д.? Сами пишете: ершитесь промеж себя - и зовете ершиться на народе. Не модель" ³⁹ . Но история отлучения Богданова, разыгравшаяся сразу после выхода его из редакции "Пролетария", отобразилась в документально зафиксированном материале, подтверждавшем его слова такими фактами, как срыв Всероссийской декабрьской конференции 1908 г., случай с уральцем Батуриным и т.п. Конфликт не получил бы такого резонанса, будь Богданов рядовым оппозиционером- одиночкой. Но развитие конфликта в любой момент могло выйти

стр. 36

из-под контроля, ибо Богданов все еще оставался заметной фигурой, продолжал участвовать во всех важных мероприятиях фракции и получал поддержку как у соратников в России, так и у заграничных большевиков.

За границей солидарно с Богдановым держался В.Л. Шанцер (Марат) - активный ультиматист, называвший приверженность парламентаризму "думским кретинизмом". В Большевистском центре Шанцер ощущал себя инакомыслящим и ожидал соответствующей реакции в связи с этим, тем более, что он, сопротивляясь нажиму со стороны Ленина, старался со всеми сохранять ровные отношения. Так продолжалось вплоть до появления 5 сентября 1909 г. в "Пролетарии" статьи, направленной лично против Марата. Этот выпад побудил Шанцера выйти из состава расширенной редакции "Пролетария" (из БЦ) и окончательно порвать с Лениным и его сторонниками ⁴⁰ .

Но до выхода из редакции Шанцер являлся в Большевистском центре кассиром и знал без посредников, куда, по чьему распоряжению, на какие цели и сколько уходило денежных средств фракции. Будучи человеком педантичным, он неоднократно обращал внимание Богданова, которому симпатизировал и сочувствовал, на те отступления Ленина и его сторонников от регламента, которые нередко оказывались на грани злоупотреблений. Так возникло совместное заявление Шанцера и Богданова Большевистскому центру от 25 декабря 1908 г. ⁴¹ , продиктованное их желанием предать огласке сведения о той деятельности руководства, которая приносила фракции вреда больше, чем декларируемой пользы.

Прежде всего раскрывалась обстановка проведения Всероссийской конференции РСДРП. Намеченная на 21-29 декабря 1908 г., она была фактически сорвана из-за отсутствия кворума: на конференции "в силу тяжелых условий политической жизни, оказалось налицо всего 5 делегатов, вместо 9-11: три центральных делегата провалились, на юге не был выбран, с Волги не доехал, из Баку - неизвестно кто, так как нет официальных документов и есть только частные письма; с Урала - 1 вместо 2-х". В этих условиях Большевистский центр принимает решение "голосовать совместно членам БЦ и делегатам". Мотивировка: это не большевистская конференция (и организации не требовали ее проведения), а это "только совещание БЦ с делегатами, в котором голосуют все". Богданов и Шанцер заявили по этому поводу категорический протест, так как решение Большевистского центра, во-первых, не соответствовало регламенту: "Организация нашего идейного течения приспособлена к организации партии в целом... когда собирается общепартийная конференция, ее делегаты большевики образуют большевистскую конференцию... БЦ выступает как орган подотчетный". Во-вторых, это решение нарушало принятый порядок: регламентное правило соблюдалось на двух конференциях, которые имели место после V съезда РСДРП, и при этом "не поднималось никаких споров, может ли данный состав считаться конференцией, раз на нем не хватает того или другого делегата областей". В- третьих, решение противоречило здравому смыслу: в нарушение регламента Большевистский центр, приплюсовав свои голоса к делегатским, не только присвоил себе право вынести "самоодобрение" своей деятельности, но и добился этого "самоодобрения", ибо "б членов БЦ явно больше 5-ти делегатов"; преимущество в один голос сохранилось даже тогда, когда Богданов и Шанцер проголосовали против "самоконтроля" и "самооценок" Большевистского центра, потому что два большевистских делегата неожиданно для всех признали себя представителями общепартийной, а не большевистской конференции и голосовать не стали. Заявление Богданова и Шанцера завершалось протестом и требованием созыва специальной и авторитетной конференции, которая дала бы оценку действиям членов БЦ, нарушивших партийный устав. Но осведомленных единомышленников у авторов заявления было мало, и протест Богданова-Шанцера оборачивался их поражением. К такому выводу склонялся в своем письме Горькому от 13 января 1909 г. и Алексинский: "В большевистской фракции произведен наполеоновский переворот, причем, в роли Бонапарта... сыграл, конечно, т. Ленин" ⁴² .

стр. 37

Заявление, по сути, осталось без последствий: дальше вялых попыток созвать новую конференцию дело так и не пошло, а вскоре и вовсе заглохло в связи с дальнейшим бурным развитием противостояния, начало которому положило еще одно богдановское обращение в расширенную редакцию "Пролетария". У Богданова, вскоре после декабрьской конференции уехавшего в Италию организовывать партийную школу, составилось впечатление, что Ленин настроен весьма решительно покончить с "отзовизмом" как явлением, но пока он не нашел путей к этому с наименьшими потерями и минимальной оглаской своих намерений.

Предстать перед партийными массами в качестве зачинщика раскола Ленину не хотелось, тем более что у многих еще свежи были в памяти события II съезда РСДРП и то, как руководитель большинства без колебаний отказался от компромисса даже в тот момент, когда всем было ясно, что принятие устава с ""осадным положением" для многочисленных источников политической расплывчатости" (выражение Ленина ⁴³ ) приведет к расколу. И Богданов, и сочувствовавший ему Шанцер оба были настороже, понимая, что если Ленин и не пойдет открыто во второй раз на новое фракционное дробление, то выполнить задуманное он может попытаться "конспиративно по отношению к БЦ и товарищам в России" ⁴⁴ .

Тем не менее тайное однажды стало явным. Шанцер 27 января 1909 г. написал Богданову в Италию: "Могу сообщить, что попытки учинить раскол делаются". И далее излагал подробности: некто уралец Батурин (Н.Н. Замятин) пришел в кассу Большевистского центра к Шанцеру за деньгами на обратный путь до Урала; получив нужную сумму, через два дня приходит за дополнительными деньгами. После долгих препирательств выясняется, что ему надо ехать в Петербург и Москву, "читать доклад о конференции" ⁴⁵ . Зная, что БЦ таких назначений Батурину не делал, Шанцер отказал в выдаче денег. Через несколько часов Батурин явился повторно, но уже с запиской от Зиновьева с просьбой выдать просителю 50 франков. Батурин, получая деньги, разоткровенничался, что БЦ его, действительно, никуда не отправлял, это было частное поручение Ленина, Зиновьева и Л. Б. Каменева, которые предупредили уральца не говорить без необходимости в Москве, от какой организации он послан, и только в случае крайней необходимости ему разрешалось сказать, что от БЦ. Вот Батурин и начал ссылаться на Большевистский центр, еще не выехав из Женевы.

Получив письмо, Богданов немедленно обратился в БЦ с предложением обратить особое внимание на вышеизложенный факт, который свидетельствует о том, что редакция "Пролетария" заявляет о себе как о сепаратной организации антибойкотистов, которая "посылает по России агентов с специальными поручениями и пользуется для этого средствами БЦ" ⁴⁶ . Это обращение в Большевистский центр навсегда перечеркнуло не только личные, но даже внешне товарищеские отношения Ленина и Богданова. Мало того, оно послужило сигналом к наступлению на Богданова и травле бывшего близкого соратника руководством большевистской фракции.