Автор: Ю. С. НОВОПАШИН

Недавно довелось перечитать стенограмму XIV съезда Российской коммунистической партии (большевиков), проходившего в Москве с 18 по 31 декабря 1925 года. Эта стенограмма, сброшюрованная в увесистый том (1245 с.), состоит из 19 бюллетеней, в которые вошли материалы 22-х пленарных заседаний и которые тиражом 3000 экземпляров публиковались для членов партии в дни проведения съезда. Для широкого же читателя стенографический отчет XIV съезда ВКПб) (на XIV съезде Российская компартия была переименована во Всесоюзную) вышел отдельным изданием годом позже. Однако наиболее, так сказать, аутентичный вариант этого отчета составляет все- таки совокупность упомянутых бюллетеней, и их содержание - давно, конечно, знакомое - навело теперь на некоторые новые мысли. О них и пойдет речь ниже.

О внутрипартийной демократии. После октября 1917г. партия большевиков как известно превратилась в несменяемую машину преступной, террористической власти, утратившей системообразующие признаки политической партии. Но это авторитарное "переустройство" не было одномоментным. Завершившимся его можно считать лишь ко времени XVI съезда (1930 г.). XIV же съезд в этом аспекте представляется рубежным. На нем еще существовала возможность для меньшинства, не согласного с большинством, отстаивать свои позиции со съездовской трибуны. Хотя делать это приходилось уже в обстановке нередко возникавшей в зале атмосферы нетерпимости в виде нарочитого шума, враждебных реплик, провокационных вопросов и т. п.

Большевики вообще-то никогда не отличались особой толерантностью, стремлением к соблюдению демократических процедур. В. И. Ленин и в дореволюционный период скорее терпел демократические порядки в собственной партии, чем сознательно их культивировал. Но до захвата этой партией власти в России внутрипартийный демократизм, пусть неполный, урезанный, был до известной степени объективно неизбежным. Приходилось руководству выслушивать упреки в свой адрес, считаться с многообразием мнений, ибо иных рычагов воздействия на ослушников, кроме пропагандистско- полемических и партийно-организационных, не имелось. Можно было критиковать этих ослушников на съездах, пленумах ЦК и даже их ре-

Новопашин Юрий Степанович - доктор философских наук, профессор, заведующий отделом Института славяноведения РАН.

стр. 39

шительно осуждать, лишая поддержки партийной верхушки, но не более того. До исключения дело, как правило, не доходило, так как постоянно ощущался дефицит "профессиональных революционеров" (царская охранка не дремала и регулярно "изымала из обращения" подобных революционеров).

Оказавшись у государственного кормила, верхи большевистской партии получили возможность использования против несогласных, в том числе и в собственных рядах, также таких "эффективных" рычагов, как дозирование материальных и иных номенклатурных благ, даже полное лишение оных, применение к уклонявшимся от "генеральной линии" государственно- политического насилия: перемещение на низовую работу - нередко с высылкой в окраинные районы страны, административный надзор, наконец, лишение партбилета, последующий арест, комедия суда и лагерная изоляция, если вообще не "высшая мера социальной защиты".

Овладение всеми упомянутыми и иными рычагами государственной власти было периодом стремления большевистских "хозяев" 150-миллионного народа превратить партию в начальствующий над этим народом "орден меченосцев", в аппарат беспрекословной реализации на всех уровнях воли новоявленных коммунистических господ. Какое-либо инакомыслие неизбежно приходило в противоречие с указанным стремлением, внутрипартийная демократия становилась все более излишней. Вот как раз время проведения XIV съезда было для его делегатов своего рода распутьем, когда каждому из них пришлось определяться по вопросу демократических порядков, когда выбор здесь имел еще смысл, а смертельный маховик внутрипартийного остракизма и государственного насилия против всех несогласных в чем-либо с политикой руководства во главе с И. В. Сталиным не раскрутился - он придет в движение чуть позднее, ко времени следующего, XV съезда (1927 г.) и сделает антидемократизм нормой жизни в партии и стране.

Приходится, правда, в связи со сказанным признать, что еще возможный на XIV съезде выбор был сделан в кругах партийно-государственной номенклатуры (а именно ее представители обладали большинством делегатских мандатов) отнюдь не в пользу упрочения демократических порядков. Это, кстати, многое предопределило в преддверии очередного XV съезда: как бы ни объединялись за межсъездовский период оппоненты сталинских властей, не имея массовой поддержки в указанных кругах, они ничего уже сделать не могли и подверглись на упомянутом съезде процедуре организационного "отсечения" (термин Сталина), т. е. исключения из партии с последующим лишением всех высоких государственных постов.

Не вдаваясь в данной связи в рассуждения, чья политика оказалась бы для нашего народа более полезной - сталинской ли фракции, или поверженных оппозиционеров, заметим только, что любому сейчас ясен полный провал ленинско-сталинского курса на строительство социализма с преимущественным использованием принудительно-административных методов. Курса, который с незначительными коррективами проводился советскими коммунистами вплоть до краха и КПСС, и СССР в конце 1991 года. Можно предположить, что вряд ли мы добились бы всеобщего социалистического благоденствия под руководством также других верных ленинцев - Н. И. Бухарина с А. И. Рыковым и М. П. Томским, Л. Б. Каменева с Г. Е. Зиновьевым или Л. Д. Троцкого.

Но вернемся к XIV съезду. Именно в то время приобрела популярность в партийных кругах немудрящая сентенция, что, дескать, дело надо делать, на какое поставили, а не дискуссии разводить. Подобная начальственная сентенция очень даже прижилась в среде так называемого ленинского призыва, пополнившего ряды партии. По данным Отчета ЦК, с 1 апреля 1924 г. по 1 ноября 1925 г. количество членов РКП и кандидатов выросло с 446 тыс. до 1 млн. 25 тыс. ¹ . Иными словами, за полтора года численность выросла в 2,3 раза.

Столь лавинообразный количественный рост шел, естественно, в ущерб качественным показателям: применительно к рассматриваемой проблеме дело

стр. 40

обстояло так, что большая часть новых партийцев не обращала на проблему демократии никакого внимания, а, примкнув к правящей клике, рассчитывала, говоря словами популярного литературного персонажа деда Щукаря, "какая мне выйдет должность и прочее..." ² .

Из всех обращавшихся на XIV съезде к проблеме внутрипартийной демократии и, как оказалось, безуспешно призывавших делегатов осознать серьезность этой проблемы, хотелось бы назвать прежде всего члена политбюро ЦК РКП(б), председателя Совета труда и обороны СССР Каменева. Он выступил на данном партийном форуме в качестве одного из лидеров ленинградской делегации, противопоставившей свои позиции сталинско-бухаринскому блоку. Эти лидеры, обнародовавшие соответствующее заявление, получили название "четверки", которую составили Зиновьев, Каменев, Н. К. Крупская и Г. Я. Сокольников. Так вот в своей речи на съезде Каменев говорил о значительном изменении обстановки в стране за пять лет реализации новой экономической политики. "Вы, - заявил он делегатам, - должны будете разрешить этот вопрос в том смысле, что на фоне всеобщего оживления, повышения активности всех слоев населения необходима внутрипартийная демократия, необходимо ее дальнейшее развитие. Согласно завету Ленина, она стала теперь возможна именно потому, что прекратилось деклассирование пролетариата. В противном случае на этом фоне вы неизбежно получите новое конвульсивное сжатие внутрипартийной жизни. Это будет явлением катастрофического порядка" ³ .

Съезд, однако, не внял предостережениям Каменева и других участников новой оппозиции. Подобное название для ленинградцев исходило от сталинско- бухаринского большинства, озабоченного не нахождением точек соприкосновения со своими критиками, а осуждением меньшинства и принципиальным дистанцированием от него. "Когда вы нас называете "новая оппозиция", когда вы нас объявляете фракцией, группировкой, когда вы пытаетесь провести то же самое противопоставление ленинградского партаппарата ленинградской партмассе, что применялось в дискуссии 1923 г. (т.е. в борьбе с троцкистской оппозицией. - Ю. Н.), - говорил на съезде главный редактор "Ленинградской правды" Г. И. Сафаров, - то это очень мало похоже на действительный метод сплочения ленинцев" ⁴ . Большинство делегатов не видело никакой опасности в перетекании власти от выборных органов к гос- и партаппарату, в возвеличении вождя аппаратчиков Сталина. Идеолог тогдашнего съездовского большинства, член политбюро ЦК РКП(б), главный редактор "Правды" Бухарин ⁵ , умолчав о ленинских предупреждениях насчет бюрократической враждебности гос- и партаппарата интересам рабочих и всех трудящихся, бросает фразу, что "наш госаппарат - это широкая организация класса" ⁶ . К. Е. Ворошилов (член ЦК и нарком по военным и морским делам), задавая съезду вопрос, почему Сталин действует успешнее, чем другие партийные руководители, тут же и отвечает на него: "А дело заключается в том, что у тов. Сталина...имеется в руках аппарат, и он может им действовать, двигать, передвигать и проч.". Убеждая делегатов, что без Сталина и созданного им исполнительного аппарата партия никак не сможет обойтись и что тезис об антидемократичности этого аппарата имеет по преимуществу спекулятивный характер, Ворошилов в заключение подчеркнул: "Поэтому товарищи, которые думают, что можно... руководить партией по- иному, можно изменить руководство, - предаются совершенно праздным и вредным мечтам" ⁷ .

Утверждая это, Ворошилов имел в виду прежде всего упоминавшуюся речь Каменева. Последний, указывая на опасные, антидемократические тенденции в партийной жизни тех лет, решился на столь жесткий антисталинский выпад, какого ни до, ни после никогда больше при жизни "отца народов" не бывало. "Мы, - заявил Каменев, - против того, чтобы создавать теорию "вождя", мы против того, чтобы делать "вождя"... Именно потому, что я неоднократно говорил это т. Сталину лично, именно потому, что я неоднократно говорил группе товарищей-ленинцев, я повторяю на съезде: я

стр. 41

пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба". Сталинские соратники буквально набросились на Каменева. "Тов. Каменев, - негодовал член оргбюро ЦК А. А. Андреев, - в начале своей речи рассыпался, говоря, что надо вести на съезде дискуссию, спор и прения по высокопринципиальному направлению, а дальше, в конце своей речи, съехал на совершенно другое. Как же это вяжется? Два часа мочалкой водил по принципиальным вопросам, а потом съехал на диктатуру тов. Сталина. Это насмешка над съездом, издевательство, извините за выражение... За всем этим, - заключил он, - кроется нежелание признать растущий авторитет тов. Сталина, который является генеральным секретарем" ⁸ .

Ворошилов внес в светлую поэму о генеральном секретаре свой оригинальный вклад. "Тов. Сталину, - вещал он со съездовской трибуны, - очевидно, уже природой или роком суждено формулировать вопросы несколько более удачно, чем какому-либо другому члену Политбюро. Тов. Сталин является - я это утверждаю - главным членом Политбюро, однако, никогда не претендующим на первенство, в разрешении вопросов он принимает наиболее активное участие, и его предложения чаще проходят, чем чьи-либо другие. Причем предложения эти принимаются единогласно". Не отстал от Ворошилова и другой номенклатурный барон из сталинского "ближнего круга" В. В. Куйбышев. Будучи председателем Центральной Контрольной Комиссии РКП, он в своей речи вообще выразил возмущение, что на съезде "дозволяется одной личности придавать отрицательное значение и нападать на нее и причину всего партийного кризиса сводить к тому, что эта личность является генеральным секретарем". Затем, по его словам, "на основании действительного опыта, действительного знания нашего руководства" Куйбышев от имени ЦКК заявил о том, что "это руководство и этот генеральный секретарь нашей партии являются тем, что нужно для партии, чтобы идти от победы к победе" ⁹ .

Стоит упомянуть и о выступлении члена политбюро ЦК РКП(б), председателя Совнаркома СССР Рыкова, который на слова Каменева о генсеке как неподходящей фигуре для дальнейшей дружной работы ЦК и его органов отозвался тоже отрицательно, но все же не в такой верноподданической форме, как представители сталинского окружения. Он заметил, что общепартийный интерес "заключается в том, чтобы Сталина, Зиновьева, Рыкова, Каменева и всех нас запрячь в одну запряжку", а вот новая оппозиция "выставляет условия, которые являются унизительными для партии. Я бы хотел, -продолжал Рыков, - чтобы установилось полное сознание у оппозиции, так же как и у всех членов партии, что на такие требования партия идти не может, никогда и ни перед кем, ни перед Сталиным, ни перед Каменевым, ни перед кем-либо другим партия на коленях не стояла и не станет". Самокритично стремясь лишить партийный ареопаг ореола исключительности, Рыков подчеркнул, что сейчас "партия имеет крупнейшие кадры, выросшие в период революции, имеющие громадный творческий опыт. Теперь у партии не может быть непреодолимых трудностей в том отношении, чтобы в случае надобности она не могла обойтись и делать свое дело без любого из нас" ¹⁰ .

Что же, золотые слова, но вот вовремя ли они были сказаны? Сдается, что запоздали... Конечно, в 1925 г. сталинская фракция в РКП(б) пока нуждалась в союзниках, чтобы обеспечить за собой большинство, а ее лидер не достиг еще властного "единоличия" (термин Каменева), хотя три четверти нелегкого пути к этому были уже, пожалуй, преодолены. А коли так, то бесследно подобная властная метаморфоза пройти для партии никак не могла: последняя, фигурально выражаясь, уже стояла перед своим номенклатурным "авторитетом" в весьма неудобном, согбенном положении. А несколько позднее и вовсе опустилась перед ним на колени.

Одна из основных причин такой унизительной эволюции - большевистское пренебрежение к демократическим процедурам во внутрипартийной жизни. Существовало оно, как уже упоминалось, и при Ленине, который, слыша иногда в своей среде о пользе этих процедур, именовал подобные

стр. 42

речи не иначе, как "безграничной теоретической нелепостью", "тупоумием", "ходячими мелкобуржуазными представлениями" ¹¹ .Не менее категоричны были и его правоверные наследники. На XIII съезде (1924 г.), например, кандидат в члены политбюро ЦК РКП(б) Я. Э. Рудзутак утверждал, что "создание символа веры из демократизма - это настоящая меньшевистская отрыжка". На XIV съезде другой ленинский последователь Томский (член политбюро ЦК, председатель президиума ВЦСПС) тоже весьма пренебрежительно отозвался о "старых, всем известных лозунгах свободы мнений, свободы дискуссий, свободы оттенков", призывами к которым будто бы и исчерпывается идейный багаж новой оппозиции. А такого рода лозунги, по его словам, есть как раз то, что "мы называем разложением ленинской партии" ¹² .

Не оставил сомнений в своей позиции на сей счет и Сталин. Реагируя на критику со стороны ленинградской делегации, что в предсъездовский период некоторые статьи "четверки", в том числе Крупской, были запрещены к публикации, он заявил: "Теперь нас хотят запугать словом "запрещение". Но это пустяки, товарищи. Мы не либералы. Для нас интересы партии выше формального демократизма... И почему бы не запретить к печатанию статьи тов. Крупской, если этого требуют от нас интересы единства партии? А чем, собственно, отличается тов. Крупская от всякого другого ответственного товарища? Не думаете ли вы, что интересы отдельных товарищей должны быть поставлены выше интересов партии и ее единства? Разве товарищам из оппозиции неизвестно, что для нас, большевиков, формальный демократизм - пустышка, а реальные интересы партии - все?" ¹³ .

Показательно, что секретарь ЦК РЛКСМ А. И. Мильчаков, отвечая на съезде одному из представителей новой оппозиции, ленинградскому комсомольскому вожаку Наумову, который критиковал ЦК партии за администрирование в деле формирования руководящих органов комсомола, тут же сослался на сталинскую позицию. Он заявил, что когда "нам говорят: пятнадцать комсомольцев из ЦК РЛКСМ выкинули, мы отвечаем: экие вы демократы! Тов. Сталин говорил, что для нас формальный демократизм - пустышка; я осмелюсь это повторить. Для нас интересы партии и партийного влияния на движение, в котором три миллиона комсомольцев и пионеров, - все. ЦК РКП поступил правильно, обеспечив руководство комсомолом" ¹⁴ .

Иными словами, любая попытка говорить о демократических процедурах с большевистскими бонзами почти немедленно вызывала их встречный аргумент о защите "интересов партии", заключающихся в осуществлении пролетарской диктатуры, а вовсе не демократии. Последняя неизменно получала у ленинцев уничижительное определение "формальной". Понимание же механизма упомянутого осуществления своей миссии они еще в решениях XII съезда (1923 г.) облекли в следующее чеканное определение: "Диктатура рабочего класса не может быть обеспечена иначе, как в форме диктатуры его передового отряда, т. е. Компартии" ¹⁵ .

Заметим в скобках, что это определение устраивало все поколения власть предержащих. Только в 1957 г. тогдашняя оппозиция Н. С. Хрущеву в кругах партийной верхушки усомнилась в его аутентичности, но, разумеется, не из любви к исторической истине, а совсем по другим, шкурным мотивам. Один из оппозиционеров Г. М. Маленков на заседании президиума ЦК КПСС 18 июня обвинил Хрущева в "нарушении принципов коллективного руководства, поощрении действий аппарата по раздуванию культа личности Первого секретаря, который не объединяет, а разъединяет членов Президиума, неправильно понимает взаимоотношения между партией и государством, сбивается на зиновьевское отождествление диктатуры пролетариата с диктатурой партии" ¹⁶ . Однако ни на июньском (1957 г.) Пленуме ЦК, осудившем "антипартийную группу", ни на октябрьском (1964 г.) - убравшим Хрущева с должности Первого секретаря, ни когда-либо позднее никакого теоретизирования по поводу данного определения не было, ибо его существо как устраивало, так и продолжало устраивать коммунистическую номенклатуру. А что касается того, что это, дескать, зиновьевская формула, поскольку именно

стр. 43

он выступал на XII съезде с отчетным докладом ЦК РКП(б) и именно из упомянутого доклада перекочевало в съездовские решения подобное "отождествление", то что-то не наблюдалось несогласных с ним ни на XIII, ни на XIV, ни на XV съездах, как их не было вплоть до XXVIII (1990 г.), последнего съезда КПСС.

Думается, здесь разговор о том, как проблема внутрипартийной демократии ставилась на переломном в этом отношении XIV съезде, можно было бы закончить, указав еще раз на феномен полного безразличия большинства делегатов к данной проблеме, инициирование обсуждения которой исходило от ленинградской делегации. Кстати, следует напомнить, что в 1923 - 1924 гг. уже состоялась дискуссия на почти аналогичную тему, навязанная партии, как тогда говорилось, членом политбюро ЦК РКП(б), наркомвоенмором СССР Троцким и его сторонниками. XIII съезд подвел итог той дискуссии, констатировав полное поражение ее зачинщиков и антипартийный характер их деятельности. Троцкий счел за лучшее отступить и признать ошибки. "Никто из нас не хочет и не может быть правым против своей партии, - говорил он в своей "покаянной" речи. - Партия в последнем счете всегда права, потому что партия есть единственный исторический инструмент, данный пролетариату для разрешения его основных задач... Я знаю, что быть правым против партии нельзя. Правым можно быть только с партией и через партию, ибо других путей для реализации правоты история не создала. У англичан есть историческая пословица: "Права или не права, но это моя страна". С гораздо большим историческим правом мы можем сказать: права или не права в отдельных частных, конкретных вопросах, в отдельные моменты, но это моя партия". Неудивительно, что уже крепко битый, не получивший со стороны большинства номенклатуры поддержки своим предложениям по переходу во внутрипартийной жизни к "новому курсу", Троцкий просидел молча на всех пленарных заседаниях XIV съезда. Только раз стенограмма зафиксировала реплику, а именно: в одном месте заключительного слова Зиновьева по завершении обсуждения его содоклада, выставленного ленинградцами в плане фронтальной полемики с Отчетом ЦК, Троцкий (с места) сказал: "Правильно!" ¹⁷ .

Итак, в вопросе о внутрипартийной демократии можно констатировать органическое для коммунистов неприятие каких-либо предложений по реальной демократизации, неприятие, предопределившее авторитарное окостенение большевистской партии и те действительно катастрофические последствия, о которых говорил на съезде Каменев.

Доносительство как зеркало внутрипартийной жизни. Выше уже говорилось, что РКП(б) увеличила свои ряды за период между XIII и XIV съездами в 2,3 раза. Отмечалось и то, что здесь сыграл свою роль ленинский призыв. Но дело, конечно, не только в этом. Ведь большевистская партия выступала с 1917 г. в качестве правящей, а с такой политической организацией пытаются связать свою жизнь все те - их же всегда немало, - кто стремится "выбиться в люди", иметь партбилет для обеспечения материального и всякого иного благополучия. Удельный вес агитаторов-подпольщиков, бессеребренников времен гражданской войны становился с годами все более незначительным (хотя авторитет старой ленинской гвардии продолжал оставаться высоким): членов партии с дореволюционным стажем к моменту открытия XIV съезда насчитывалось 8500 человек, т. е. всего 0,8% от более чем миллионной организации ¹⁸ . И понятно, что во внутрипартийной жизни уже заметно давали о себе знать принципы не революционной жертвенности, товарищеской солидарности и взаимовыручки, а карьерного роста, погони за "хлебными" должностями с подсиживанием сослуживцев, направлением "куда следует" письменных доносов и т. п. Настолько все это уже становилось заметным, что вопрос о доносительстве всплыл с подачи ленинградских делегатов на съезде, обсуждался на пленарных заседаниях, тем самым, следовательно, был признан отражающим известную реальность, а не выдуманным какими-то злопыхателями или еще что-то в этом роде.

стр. 44

Начало разговору об этом положил председатель Ленинградской губернской контрольной комиссии И. П. Бакаев. "Я не могу, - заявил он, - равнодушно отнестись и к тем нездоровым нравам, которые пытаются укоренить в нашей партии. Я имею в виду культ доносительства. На вопросы так называемого доносительства у меня есть определенные взгляды, но если это доносительство принимает такие формы, такой характер, когда друг своему другу задушевной мысли сказать не может, на что это похоже?" ¹⁹ .

Вопрос, как говорится, риторический. Председатель главного в Ленинградской губернии контрольного органа РКП хорошо знал, что система партийных осведомителей составляла неотъемлемую часть всепроникающей информационно-фискальной паутины, которой созданный Сталиным учетно- распределительный сектор ЦК давно уже и плотно опутал все центральные и местные парторганизации. Но о соответствующей конкретике в этом деликатном вопросе Бакаев, как и все остальные, говорить воздержался, ибо она имела гриф секретности и потому не подлежала широкому оглашению. Его же слова о тех, кто пытается укоренить в партии нравы наушничества, доносительства, всем на съезде были понятны: речь шла о сталинской канцелярии, о ее не афишируемых, но уже набравших немалую административную силу подразделениях.

Как и следовало ожидать, сталинцы тут же напали на дерзнувшего тайное сделать явным, пусть даже и в обтекаемой, анонимной форме. Член секретариата ЦКК М. Ф. Шкирятов (более известный в партийных кругах под кличкой Малюты Шкирятова) глубокомысленно возвестил, что "есть доносы и доносы. Если тов. Бакаев подразумевает под доносами то, что члены партии следят за моральной жизнью другого члена партии, подсматривают в окно, как он живет, то, конечно, такими доносами не нужно заниматься, и так следить за каждым членом партии не нужно. Но если член партии замечает, - поучал он делегатов, - что отдельные члены партии хотят создать какие-нибудь идейные группировки, и он об этом знает, но об этом не сообщает в высшие партийные органы, то это неправильно. Это - не донос, это - обязанность каждого члена партии" ²⁰ .

Шкирятовские идеи о нужном и ненужном доносительстве, что называется, развил и углубил другой член секретариата ЦКК С. И. Гусев, который в своем выступлении уделил, как он сказал, "парочку слов насчет задушевных мыслей тов. Бакаева. Что это за задушевные мысли, - назидательно вопрошал он аудиторию, - которые являются конспиративными от партии, которые нужно скрывать, ибо если кто-нибудь сообщает их Центральному Комитету, то сейчас же начинают кричать, что это доносительство? Я думаю, - разъяснил он далее, - что тов. Бакаев, которого я люблю и уважаю, впал в фальшь. Фальшивишь, ты, Бакаич, фальшивишь, поверь мне. Ленин нас когда-то учил, что каждый член партии должен быть членом ЧК, т. е. смотреть и доносить. Я не предлагаю ввести у нас ЧК в партии. У нас есть ЦКК, у нас есть ЦК, но я думаю, что каждый член партии должен доносить. Если мы от чего-либо страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства" ²¹ .

Столь откровенная защита руководством ЦКК антидемократических, фискальных порядков во внутрипартийной жизни, защита, действительно похожая на культ доносительства, никого особо на съезде не шокировала. Во всяком случае никто из лидеров сталинско-бухаринского большинства не "поправил" своих разоткровенничавшихся товарищей. Оспорить эту чистой воды полицейщину поднялась на трибуну лишь член Оргбюро ЦК, участник ленинградской делегации К. И. Николаева. Она, как и Бакаев, начала с констатации того ненормального положения, когда "двое поговорили по душам по вопросам жизни партии или вообще о политике, один обязательно напишет в ЦКК". Причем эти "писатели", подчеркнула Николаева, заботой о доказательности своих подозрений себя не обременяют. В ход идут "и личные разговоры, и документики, личные письма и т.д. Все это, вместе взятое, до добра не доведет. С одной стороны, разжигается желание бороться против таких приемов, а с другой - загоняется внутрь недовольство, заставляют

стр. 45

молчать и не обмениваться мнениями мыслящих членов партии, думающих о ее судьбах и о вопросах, с которыми нас сталкивает жизнь". Далее она остановилась на позиции Гусева, так называемого основного секретаря Президиума ЦКК. "Тов. Гусев сегодня с этой трибуны сказал так: что же, - говорит, - мы за доносы, такие доносы должны быть в партии, ибо каждый коммунист должен быть чекистом. Товарищи, что такое чекист? Чекист это есть орудие, которое направлено против врага (Голос с места: "В интересах партии"). Против классового врага (Голос с места: "Не всегда"). Извините, пожалуйста, чекист это есть орудие, направленное против буржуазии. Разве можно, товарищи, сравнивать то, что мы должны были быть чекистами в период гражданской войны, и в настоящее время? Разве можно это сравнивать действительно с тем положением вещей, которое мы хотим создать под этим лозунгом в нашей партии? Это никуда не годится. Доносы на партийных товарищей, доносы на тех, кто будет обмениваться по-товарищески мнением с тем или иным товарищем, это будет только разлагать нашу партию, и не членам Центральной Контрольной Комиссии выступать за такие доносы и делать подобного рода сравнения. Такая система в партии будет наносить ущерб, она будет затушевывать истинное недовольство, ряд недоуменных вопросов, которые возникают у каждого мыслящего коммуниста, задумывающегося над теми явлениями, которые встают перед ним в современной трудной, сложной обстановке. Не такой системой надо бороться. Надо бороться системой правильной постановки внутрипартийной демократии (Смех). И только истинное освещение положения вещей может действительно предотвратить нежелательные явления, и Центральный Комитет должен серьезно заняться вопросом о внутрипартийной демократии" ²² .

Реплики с мест во время выступления Николаевой весьма показательны в смысле отражения настроений съездовского большинства. На слова Николаевой, что чекист является орудием, направленным против врага, послышался выкрик: "В интересах партии". На ее уточнение, что направленным именно против классового врага, кто-то подает голос: "Не всегда". И получается, что чекист защищает безопасность не российского народа, а в первую очередь действует в интересах партии, что его удары не всегда направляются только на классового врага, а и вообще на всех российских граждан, начинающих выступать не в унисон с партийно-государственным руководством, в чем-то угрожать его позициям. Когда же Николаева говорит о необходимости правильной постановки внутрипартийной демократии с тем, чтобы изживать наушничество и доносительство, съезд реагирует на ее слова откровенным смехом.

Уже тех штрихов к характеристике внутрипартийной жизни, о которых шла выше речь, видимо, достаточно, чтобы читатель получил представление об авторитарном "переустройстве" РКП(б), о котором говорилось выше. Сталинскому руководству не нужны были мыслящие большевики, о которых говорила Николаева и которые проявляли способность к трезвому анализу положения в партии и стране. Это руководство нуждалось в нерассуждающих солдатах партии, винтиках партийной машины, и каждая победа сталинцев над теми или иными своими оппонентами приводила к очередному конвульсивному сжатию внутрипартийной жизни, к росту удельного веса в общей партмассе упомянутых "солдат" и "винтиков". Но этим сказано еще не все.

Сталин и его сторонники раньше других группировок и их лидеров, - будь то Троцкий, Зиновьев с Каменевым, Бухарин с Рыковым и Томским, - поняли, что нужно создавать себе прочную опору в партии. И она, эта опора, в результате их терпеливой, целенаправленной деятельности появилась в первой половине 20-х гг. и получила бюрократическое название номенклатуры партийных и государственных должностей, находящихся в ведении ЦК и его органов (политбюро, оргбюро, секретариат и пр.). Гораздо позднее времени проведения XIV съезда, в 1937 г. в узком кругу своих приближенных Сталин высказался о "тайне" неизменных побед над оппозиционерами еле-

стр. 46

дующим образом: "Известно, что Троцкий после Ленина был самый популярный в нашей партии. Популярны были Бухарин, Зиновьев, Рыков, Томский. Нас мало знали, меня, Молотова, Ворошилова, Калинина. Тогда мы были практиками во времена Ленина, его сотрудниками. Но нас поддерживали средние кадры, разъясняли наши позиции массам. А Троцкий не обращал на эти кадры никакого внимания. Главное в этих средних кадрах. Генералы ничего не могут сделать без хорошего офицерства" ²³ . Так, не мудрствуя лукаво, в редкую минуту откровения вождь номенклатурных назначенцев поведал о том, какую роль сыграли последние в его восхождении на партийный Олимп. Иначе говоря, номенклатурные средние кадры (областного уровня) обеспечили Сталину и его сторонникам в центральном руководстве не только свою неизменную поддержку, но и поддержку партийных низов, выпестованных этими кадрами и подчиненных им.

Но чтобы держать в нерассуждающем повиновении и эти средние кадры, и всю рядовую партмассу, нужны были не только авторитет наследников вождя мирового пролетариата и клятвенные заверения в неукоснительном следовании по ленинскому пути. Потребовался постоянно действующий, но отнюдь не публичный механизм исполнения спускаемых сверху директив и инструкций, механизм обращения нижестоящих в личную зависимость от вышестоящих, контроля за умонастроениями партийцев и их поведением. В решении такого рода задач организационный багаж традиционной партийности оказался малопригодным, а заимствование государственных мер полицейского сыска, разведки и контрразведки - неизбежным. То есть взаимопроникновение структур ЦК и ЧК для ленинской партии нового типа было делом обычным, а потому и возобладали представления, согласно которым, по словам Сталина, "коммунистов, косо смотрящих на разведку, на работу ЧК, боящихся запачкаться, надо бросать головой в колодец" ²⁴ .

Поэтому-то партийные боссы на XIV съезде отнеслись так спокойно к обвинениям со стороны ленинградских делегатов в поощрении обращений (доносов) партийцев в ЦК и ЦКК, в культе доносительства, поэтому услужливый Гусев усмотрел проблему не в доносительстве, а в недоносительстве. Поистине следует, очевидно, считать доносительство неистребимым для партии нового типа, рассматривать его как зеркало внутрипартийной жизни коммунистов.

НЭП и проблема социалистического эгалитаризма. XIV съезд - единственный из всех двадцати восьми съездов советских коммунистов, на котором Отчетный доклад ЦК, зачитанный Сталиным, был по ряду принципиальных позиций оспорен содокладом, выдвинутым делегатами в составе 43 человек (по регламенту, утвержденному съездом в начале его работы, каждая группа делегатов с решающим голосом, насчитывающая 40 человек, могла выставить своего содокладчика). С этим содокладом, о чем уже говорилось, выступил член политбюро ЦК, глава ленинградского Совета и Губисполкома (а также председатель исполкома Коминтерна) Зиновьев.

Нет необходимости вдаваться в детальный разбор содержания как Отчетного доклада, так и содоклада, хотя различия в трактовке ряда вопросов в них и существуют. Если говорить обобщенно, то сталинско-бухаринский блок, названный его оппонентами слева (новая оппозиция) правоцентристским, лишь подтвердил в Отчетном докладе курс XIV партконференции (апрель 1925 г.). Этот курс нацеливал партию и всю страну на развертывание индустриализации в городе и нэповской политики в деревне. Рыков так охарактеризовал тогда своеобразие момента: "Мы переживаем такие изменения в хозяйственной жизни деревни, которые выражаются в развитии капиталистических отношений в сельском хозяйстве. Мощь пролетарской диктатуры, развитие и укрепление национализированной промышленности, транспорта, банков и т.п. достаточно велики для того, чтобы не бояться развертывания нэпа в деревне. Это развитие нэпа в деревне и ликвидация методов управления, унаследованных от периода военного коммунизма, теснейшим образом связаны с обеспечением в деревне такой же законности, которая

стр. 47

проведена в городе. Без создания этой обстановки законности нечего думать о том, чтобы можно было успешно строить кооперацию, осуществить те гигантские задачи, - и прежде всего завоевание доверия крестьянства, - которые стоят перед кооперацией". Деревня в то время, за исключением небольшой части бедноты, была настроена против большевистских правителей, которые - помимо введения в 1921 г. продналога вместо повального продотрядовского выгребания крестьянского зерна - ничего полезного для мужика не сделали, продолжали зачастую прибегать к силе и запугиваниям. И понятно, почему правоцентристский блок выдвинул вышеупомянутый курс: требовалось изменить положение к лучшему, добиться взаимопонимания не только с бедняком, но и с середняком и кулаком. "Я считаю, - заявил главный идеолог этого курса Бухарин, - что достаточно правильной остается формулировка, что мы идем на развитие нэпа в деревне, которого до сих пор почти не было" ²⁵ .

Вот этот курс и нашел отражение в Отчетном докладе ЦК XIV съезду. На упомянутой конференции Сталин лишь молча солидаризовался со своими "правыми" союзниками, а сам в качестве "центриста" изложил позиции партийно-правительственного блока на съезде. Но как раз названные позиции и подверглись критике в содокладе за "приукрашивание" нэпа и недооценку кулацкой опасности.

И Сталин, и Зиновьев неустанно клялись в верности покойному Ленину, бесконечно цитировали разные его высказывания, включая и те, что надо предоставить мужику хозяйственную самостоятельность, "не сметь командовать" в деревне и т.п. Тем более, что именно на это нацеливали решения XIV партконференции. Но сомнения ни того, ни другого не покидали: деревни они откровенно боялись, крестьянству никогда полностью не доверяли. Отсюда и тезис Зиновьева о "приукрашивании" сталинско-бухаринским блоком нэпа, о нецелесообразности его развертывания в сельской местности пока нет твердой смычки между городом и деревней, не обеспечены объективные предпосылки для долговременного союза рабочего класса с крестьянством. Как подчеркивал Зиновьев, "надо твердо помнить, что этот самый союз рабочего класса с крестьянством нужен будет в дальнейшем (т. е. после победы пролетарской революции в других странах) еще больше, чем сейчас, между тем как нэп (т. е. данная форма союза рабочего класса и крестьянства) дело временное. Союз рабочего класса и крестьянства - это всерьез, надолго, навсегда, вплоть до уничтожения классов вообще. Нэп - это всерьез и надолго, но не навсегда". Заметим, кстати, что впервые насчет "не навсегда" обмолвился Троцкий, утверждавший в одной из своих работ, что "если нынешний (нэповский. - Ю. Н.) период затянется еще "всерьез и надолго", то ведь не навсегда. А может быть даже и не надолго" ²⁶ . И правда: оказалось, что весьма ненадолго.

Одну из важнейших объективных предпосылок обеспечения долговременного союза рабочего класса с крестьянством Зиновьев и его сторонники видели в устранении кулацкой опасности посредством как экономических, так и внеэкономических, репрессивных мер социалистического государства. А поскольку курс на развертывание нэпа в деревне предполагал полный отказ от внеэкономического принуждения, он казался "левым" тесно связанным с такими издержками, как недооценка кулацкой опасности и ослабление позиций пролетарской диктатуры в тогдашней по преимуществу мелкокрестьянской России.

Что же касается сталинско-бухаринского блока, то он был прежде всего комбинацией, нацеленной на отстранение от власти Зиновьева, Каменева и их сторонников. Идейно-теоретические подпорки этого блока являлись, конечно, временными, и они служили генсеку тоже в первую очередь для развенчивания так называемых "левых" (новой оппозиции). Хотя сам Сталин представлял собой типичного левака-волюнтариста и не замедлил явить себя в этом качестве сразу, как только отпала необходимость в союзе с "правыми уклонистами" и настал черед их "отсечения". Как известно,

стр. 48

этот поворот во взглядах вождя произошел через каких-нибудь два с небольшим года после XIV съезда, в период полного отказа большевистской верхушки от нэпа (который в деревне так и не утвердился) и перехода к насильственной коллективизации с ликвидацией кулачества как класса ²⁷ . Прав был Бухарин, когда в приватной беседе с Каменевым 9 июля 1928 г. сказал о Сталине, что "это беспринципный интриган, который все подчиняет сохранению своей власти. Меняет теории ради того, кого в данный момент следует убрать" ²⁸ .

Возвращаясь к XIV съезду и обсуждению на нем достоинств и недостатков новой экономической политики, обратимся опять к Зиновьеву, которому казалось, что сталинско-бухаринский блок затушевывает несоциалистическую сущность нэпа. Последний является преимущественной дорогой к социализму в мелкокрестьянской стране, но, конечно, не самим социализмом, поэтому он, нэп, должен рассматриваться только как этап - большей или меньшей длительности - восстановления после революции и гражданской войны нормальной хозяйственной жизнедеятельности с тем, чтобы двинуться далее, к реализации социалистических принципов этой жизнедеятельности. "Если бы трудящиеся массы, - утверждал содокладчик в своем заключительном слове, - не понимали, что нэп у нас всерьез и надолго, но не навсегда, если бы они не понимали, что через нэп, как через этап, мы ведем их к социализму, если бы они не верили в мечту о социализме, т. е. о равенстве, больше, чем в 1917 г., - тогда наши слова о социалистическом строительстве ничего бы не стоили".

Зиновьев считал, что принципиальная грань между представлениями о России нэповской и России социалистической в агитации затушевывается, ибо "этот вопрос тесно связан с вопросом о равенстве. Это та же самая тема, потому что до конца объяснить рядовому рабочему социализм можно только тогда, если мы сумеем ему объяснить, что нэп всерьез и надолго, но не навсегда" ²⁹ .

Постановка одним из лидеров новой оппозиции вопроса о социалистическом эгалитаризме вызвала на съезде весьма настороженную реакцию. Представители большинства усмотрели в подобном вопросе чуть ли не подкоп под позиции большевиков как правящей партии (читай: под позиции парт- и госаппарата). Критики Зиновьева обвиняли его в том, чего он вовсе и не имел в виду, - например, в предложении уже в то время уравнять зарплату квалифицированных и неквалифицированных рабочих (с чем, в частности, Ленин отождествлял социализм в своей книге "Государство и революция"). Раздавались насмешливые вопросы, не думает ли содокладчик, что (согласно его концепции) "надо нас тогда выселять из наших квартир и забирать автомобили?" (в личном пользовании легковых автомобилей в 20-е годы почти не было - только служебные, прежде всего персональные у парт- и госноменклатуры. - Ю. Н.).

Зиновьев заявил, что ни о чем таком он не думал, но если съезд не отказался от борьбы за утверждение в будущем подлинных принципов социализма, то "почему вы так испугались мечты о равенстве?". Задав этот риторический вопрос, Зиновьев принялся опровергать упреки в демагогии ввиду, как многим казалось, несвоевременности рассуждений о равенстве. "Тут нет ни малейшей демагогии, - говорил он. - Все трудности положения, неизбежности элементов неравенства при нэпе, сроки и пр., - на все это указывать надо... Неравенство есть, неравенство неизбежно еще будет, неравенство еще будет в течение некоторого времени усиливаться. И в то же время в массах будет расти и крепнуть сознательное стремление к равенству. Партия должна освещать массам весь путь, объясняя им, почему неравенство еще неизбежно, почему нам приходилось и еще придется иногда идти на усиление неравенства (спецы и пр.), но в то же время и именно поэтому всей своей работой (в том числе и агитацией) показывая, что через это неравенство и даже через его рост партия ведет народ к равенству, слышит и знает рост его "мечты" о равенстве. Этим будет дан отпор и тем, кто готов затуше-

стр. 49

вывать рост неравенства, кто не умеет на деле сочетать этот временный рост неравенства с задачей построения социализма" ³⁰ .

Более спесивых и самоуверенных правителей, чем коммунистические, трудно себе представить. Они полагали, что все могут предвидеть и объяснить с помощью марксизма-ленинизма, "единственно верного" диалектического метода и т. п. Один считал, что "путь к социализму лежит через высшее напряжение государственности... Как лампа, прежде чем потухнуть, вспыхивает ярким пламенем, так и государство, прежде чем исчезнуть, принимает форму диктатуры пролетариата, т. е. самого беспощадного государства, которое повелительно охватывает жизнь граждан со всех сторон" ³¹ . Другой усматривал путь к социалистическому равенству "через неравенство и даже через его усиление" и призывал "сочетать рост неравенства с задачей построения социализма". В угоду этой своей псевдодиалектике большевики отбрасывали весь предшествующий опыт истории, свидетельствовавший, что высшее напряжение государственности никогда не вело к ее отмиранию, а только к полицейщине и тирании, что через усиление неравенства невозможно придти ни к социалистическому, ни к какому иному эгалитаризму.

Завершая эту тему, подчеркнем еще раз, что съезд делегатов от парт- и госноменклатуры инстинктивно, на уровне подсознания почувствовал опасность в обсуждении проблемы социалистического равенства и путей продвижения к нему, когда кругом развертывались совершенно противоположные процессы, не ускользавшие от внимания российского населения. Как заметил однажды Троцкий, "чтобы обеспечить бифштекс, бутылку вина и другие блага жизни, понадобился тоталитарный режим", хотя сами потребители этих благ "вряд ли умели вывести самодержавие Сталина из тяги бюрократии к комфорту". Наверное, действительно не все из делегатов XIV съезда умели понять, что "во всякой политической борьбе большого масштаба можно в конце концов открыть вопрос о бифштексе" ³² , но высокое партийное начальство не без оснований усмотрело в зиновьевском теоретизировании стремление противопоставить представления о социализме как эгалитаристском обществе свободных тружеников усилению на практике тоталитарных тенденций и в партии, и в стране в целом. "Нельзя играть фразой о равенстве, - предупредил съезд Сталин, - ибо это есть игра с огнем" ³³ . Кто не внял предупреждению вождя, уже очень скоро поплатился не только комфортными условиями жизни, но нередко и собственной головой.

В заключение еще раз вернемся к тезису о том, что XIV съезд был рубежным. Во-первых, в смысле соблюдения известных принципов внутрипартийного демократизма, о чем свидетельствуют и содоклад Зиновьева, нацеленный на фронтальную критику сталинского Отчетного доклада, и выступления других членов ленинградской делегации (Бакаева, П. А. Залуцкого, Т. Е. Евдокимова, М. М. Лашевича, Каменева, Крупской, Николаевой, Сафарова и т.д.). Во- вторых, и в том также смысле, что именно на этом съезде проявились очевидные антидемократические тенденции: например, резолюция по Отчетному докладу стала известна новой оппозиции только за два часа до голосования, т. е. ее представители ни в какой мере к подготовке этой важнейшей резолюции привлечены не были, а потому содержание содоклада и результаты его обсуждения в данном партдокументе отражения не нашли. Это явилось, как отметил Зиновьев, "фактом небывалым в истории нашей партии". Очевидный симптом игнорирования демократических процедур - отклонение сталинско-бухаринским большинством просьбы ленинградцев о назначении комиссии по выработке упомянутой резолюции, что тоже стало, по словам Зиновьева, "небывалым фактом в истории наших съездов" ³⁴ . Сюда же следует отнести исключение из повестки дня доклада Каменева об очередных вопросах хозяйственного строительства, поскольку последний не только оказался в числе лидеров новой оппозиции и выступил с наиболее, пожалуй, резкой речью по адресу сталинско-бухаринского большинства, но позволил себе личный выпад против генерального секретаря.

стр. 50

Если уж касаться конкретных лиц, то хотелось бы отметить, что фигура главного лидера новой оппозиции Зиновьева позитивного воздействия на имидж ленинградцев как делегации, инициировавшей обсуждение серьезнейших вопросов о внутрипартийной демократии, доносительстве, о своеобразии нэпа и его перспективах в городе и деревне, явно не оказала. Во многом прав был Куйбышев, когда говорил на съезде, что "едва ли во всей нашей партии кто-нибудь из руководящих работников больше мог считаться представителем ...системы зажима, свирепой борьбы с дискуссией, чем тов. Зиновьев. Все знают этот режим большого зажима, слишком решительной борьбы с уклонами, без учета возможности использования того или иного работника. Самым классическим выразителем всего этого является тов. Зиновьев". Ясно, что для Зиновьева, как и для Каменева, первичной была борьба за власть, а все остальное - вторичным. Но сказать то же самое о всех представителях съездовского меньшинства явилось бы очевидным перехлестом. Именно таким перехлестом и выглядит следующее рассуждение Куйбышева: "Я думаю, - заявил он, - что тот политический расчет, который руководил выступавшими товарищами, повлекший неожиданное перерождение их в махровых демократов, - этот политический расчет тоже не оправдается, потому что не поверят этому ни те оппозиционные группы, у которых они заискивают и которых хотят привлечь к работе, как не поверят им и ленинградские члены партии,... и широкие массы Ленинграда, которые прекрасно знают, что во всяком случае ни Зиновьев, ни его сторонники не питают симпатии к демократизму" ³⁵ .

Кто-то не питал, а кто-то и питал... Нельзя все представлять в одном только цвете. Во всяком случае, XIV съезд завершился на демократической ноте. Представители от оппозиции были избраны и в ЦК, и в ЦКК, и в ЦРК. Хотя, конечно, без последующих оргвыводов дело не обошлось. Совсем иное отношение к оппозиционерам (троцкистско-зиновьевский блок), решившим дать последний, хотя и совершенно безнадежный бой сталинско-бухаринскому большинству, продемонстрировал, как уже упоминалось, следующий XV съезд ВКП(б) - съезд организационной расправы над инакомыслящими, которую Рудзутак назвал "очередной чисткой партии от 4 тыс. никуда не годных, насквозь прогнивших интеллигентов" ³⁶ .

Именно на XV съезде сталинские приспешники впервые применили не к представителям других партий (анархистов, меньшевиков, эсеров), а к собственным коллегам-большевикам ленинские указания наркому юстиции Д. И. Курскому о том, чтобы любую форму, любое направление деятельности оппозиционеров свести к шпионажу, для чего "найти формулировку, ставящую эти деяния в связь с международной буржуазией и ее борьбой с нами (подкупом печати и агентов, подготовкой воины и т. п.)" - ³⁷ . Н. И. Муралов, один из сторонников Троцкого, указал на подобные провокационные действия в следующей итоговой формулировке: "Таким образом, все вопросы, которые мы поднимали, обращались против нас в величайшие демагогические приемы и клевету. Дело доходило до того, что в конце концов дело дошло до сугубых, величайших, неслыханных в партии репрессий по отношению к преданным старым членам партии, революционерам, доказавшим свою преданность революции не клеветой, а делами, и обвинили их в том, что они являются агентами Чемберлена. Потом пытались связать с врангелевскими офицерами" ³⁸ .

Но не одни сталинские клевреты упражнялись в выказывании отчужденности, откровенной враждебности к своим вчерашним товарищам, выброшенным из партии. Рыков, например, тоже посчитал нужным "отметиться" при закрытии съезда угрожающей речью, стараясь, очевидно, выслужиться перед генсеком. "В отношении тех, для которых после длительной борьбы против партии отказ от взглядов, признанных партией меньшевистскими, оказался труднее, чем угроза быть вне ВКП и Коминтерна, и которые, оставшись за бортом ВКП, попытаются выступить за пределами партии против нас, - в отношении всех их мы примем меры к подавлению всех попыток срыва на-

стр. 51

шей работы. Эти люди должны понять, что они для партии, для рабочего класса и для революции потеряны, и с ними партия не будет полемизировать, а будет бороться. В отношении к ним партия будет применять те же меры подавления и политической борьбы, которые она применяла, применяет и будет применять к каждому политическому течению, пытающемуся сорганизоваться в стране против Коммунистической партии, против рабочего класса" ³⁹ .

Здесь зазвучали новые и весьма недвусмысленные мотивы, еще отсутствовавшие на XIV съезде, а именно: что пришла пора мер государственного подавления и политической борьбы, а не внутрипартийной полемики. XV съезд, собственно, и санкционировал эти меры по отношению к большевистской партии, уравняв таким образом ее членов с беспартийными гражданами России, которых и раньше "компетентные органы" хватали налево и направо. А значит и время активной "разработки" костоломами из ОГПУ ранее неприкасаемого слоя обладателей партбилетов было не за горами.

И вообще на горизонте уже занималась кровавая заря сплошной коллективизации с ликвидацией кулачества как класса. В результате этой кампании погибли миллионы исконных российских тружеников, кормильцев страны. Опять тут вспоминается Бухарин в качестве противника подобной левацкой политики и всех с нею связанных зверств. Находясь весной 1936 г. в Париже и встречаясь с известным историком-эмигрантом Б. И. Николаевским, он говорил, что в годы "красного террора", на гражданской войне "видел вещи, иметь дело с которыми не пожелал бы и врагу. Но 1919 год никак нельзя сравнивать с 1930 - 1933 гг. В 1919 г. мы сражались за нашу жизнь. Мы убивали, но убивали и нас. Мы каждый день рисковали своими головами и головами близких... А в годы коллективизации, - заключал Бухарин, - шло хладнокровное уничтожение совершенно беззащитных людей, с женщинами и детьми" ⁴⁰ .

Для психического облика коммунистов, проводивших кампанию коллективизации с сопутствующей ликвидацией ни в чем не повинных людей, такого рода "деятельность" не была бесследной: кто не сходил с ума, превращался в тупое орудие массовых репрессий, считая их и в мирное время нормальным способом достижения поставленных руководством целей. В этом смысле XVI и XVII съезды ВКП(б) уже не являлись высшими форумами для обмена мнениями единомышленников, коллективного поиска ими решений и учета позиций не только партийного большинства, но и меньшинства. Они превратились во что-то вроде военизированных слетов гитлеровских штурмовиков, готовых выполнить любой, в том числе и заведомо преступный, приказ своего, но только не национал-социалистического, а большевистского фюрера. Но это уже другая страница советской истории.

Примечания

1. XIV съезд РКП(б). 18 - 31 декабря 1925 г. М. -Л., 1925. Бюллетень N 1, с. 63.

2. ШОЛОХОВ М. Поднятая целина. М. 1933, с. 306 - 307.

3. В данном случае Каменев использовал слова Бухарина, который, говоря о недавнем прошлом, заметил, что "мы купили дискуссию с тов. Троцким ценою конвульсивного сжатия внутрипартийной жизни". XIV съезд РКП(б). Бюллетень N 5, с. 55.

4. Там же. Бюллетень N 7, с. 60.

5. Сталин никакого вклада в подготовку программы действий своего тогдашнего блока с группой Бухарина, Рыкова и Томского не внес, все строилось на разработках участников упомянутой группы. Прав американский исследователь С. Коэн, что "если уж необходимо пользоваться "измами", то надо говорить не о сталинизме, а о "бухаринизме"". КОЭН С. Большевизм и сталинизм. - Вопросы философии, 1989, N 7, с. 64.

6. Там же. Бюллетень N 4, с. 14.

7. Там же. Бюллетень N 8, с. 11.

8. Там же. Бюллетень N 5, с. 56, 80, 84.

9. Там же. Бюллетень N 8, с. 11; Бюллетень N 12, с. 58.

стр. 52

10. Там же. Бюллетень N 8, с. 36.

11. ЛЕНИН В. И. Поли. собр. соч. Т. 39, с. 281.

12. XIII съезд РКП(б). Май 1924 года. Стенограф, отчет. М. 1963, с. 169; XIV съезд РКП(б). Бюллетень N 5, с. 74.

13. XIV съезд РКП(б). Бюллетень N 10, с. 23.

14. Там же. Бюллетень N 17, с. 45.

15. XII съезд РКП(б). 17 - 25 апреля 1923 г. Стенограф, отчет. М. 1968, с. 672.

16. Цит. по: Превратности судьбы. О двух поворотных рубежах в политической биографии Н. С. Хрущева. М. 1994, с. 7.

17. XIII съезд РКП(б). Стенограф, отчет, с. 166 - 167; XIV съезд РКП(б). Бюллетень N 9, с. 49.

18. XIV съезд РКП(б). Бюллетень N 2, с. 27.

19. Там же. Бюллетень N 11, с. 53.

20. Там же, с. 58.

21. Там же. Бюллетень N 12, с. 24.

22. Там же, с. 38 - 40.

23. Цит. по: ТАКЕР Р. Сталин. Путь к власти. 1879 - 1929. М. 1991, с. 451.

24. Цит. по: ШЕБАРШИН Л. В. Рука Москвы. Записки начальника советской разведки. М. 1996, с. 152.

25. XIV конференция РКП(б). Стенограф, отчет. М. 1925, с. 95, 182.

26. XIV съезд РКП(б). Бюллетень N 8, с. 25; ТРОЦКИЙ Л. Д. О Ленине. Материалы для биографа. М. 1924, с. 163.

27. См. СТАЛИН И. Соч. Т. 11. М. 1955, с. 47 - 48, 222 - 238.

28. Цит. по: ФЕЛЬШТИНСКИЙ Ю. Г. Разговоры с Бухариным. М. 1993, с. 32.

29. XIV съезд РКП(б). Бюллетень N 9, с. 32, 33.

30. Там же, с. 30 - 32.

31. ТРОЦКИЙ Л. Соч. Т. XII. М. 1924, с. 161.

32. ТРОЦКИЙ Л. Портреты. Бенсон. 1984, с. 271.

33. XIV съезд РКП(б). Бюллетень N 10, с. 19.

34. Там же. Бюллетень N 14, с. 32.

35. Там же. Бюллетень N 12, с. 59.

36. XV съезд ВКП(б). Декабрь 1927 года. Стенограф, отчет в 2-х томах. Т. 1. М. 1961, с. 218 - 219.

37. ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 189.

38. XV съезд ВКП(б). Стенограф, отчет. Т. 1, с. 342.

39. Там же. Т. 2, с. 1425.

40. Цит. по: ФЕЛЬШТИНСКИЙ Ю. Г. ук. соч., с. 68.

стр. 53